М.Веллер ― Итак, вечер добрый! 17-06. «Подумать только…». Михаил Веллер пытается в очередной раз объять необъятное с переменным успехом, который клонится все-таки в одну сторону.
Итак, поскольку всем мы тут с вами занимаемся журналистикой и то, что я делаю сейчас, это тоже род журналистики, на мой взгляд… Это состоится славная конференцию в МГУ — вот она начнется, по-моему, прямо в понедельник или во вторник, я не помню – относительно современной журналистики: как ее дела, и что там делать, и что она о себе представляет, что такое журналист, кто он такой и как нужно писать и так далее.
Все это необыкновенно интересно, если учесть, что мне в Москве известно, скажем так, приблизительно 15-16 – кто считал? – действительно, хороших журналистов. Что касается общего уровня, это что-то чудовищное.
И с чем мне приходилось сталкиваться?.. Ну, в общем, людей не учат. Людей журналистике не учат и не знают, что это такое. А в результате мы все потребляем — что? Непрожеванный продукт, причем не то пытались не пожевать, а это то, вообще, море всего, в котором мы и существуем, не буду говорить, из чего сделано. То есть, когда идут дискуссии: «Журналистика, она должна по стилю не отличаться от литературы, тексты должны быть хорошо написаны, они должны быть изящны, они должны быть легки», – речь идет немного, понимаете ли, не о том. Потому что журналистика не сводится к изящной, неопределенной метафористической эссеистике, а является чем-то совсем другим.
Знаете, я получал в жизни своей три урока журналистики. Урок первый. Это когда-то, когда я читал все биографии Хемингуэя, которые были на русском языке, — а было их в те времена… нет, три их было на русском языке, и одна из них Чарльза Фентона «Годы ученичества Эрнста Хемингуэя» была на английском, — так вот, было у нас известно сначала от Ка̀шкина…, простите, Кашкина̀ – он хотел, чтобы так делали ударение в его фамилии, — замечательного переводчика и главы целой школы переводчиков с английского, с англо-американского, потом это была биография Грибанова – что Хемингуэй юный работал какое-то время в газете The Kansas City Star. И вот там им, журналистам объясняли, что нужно всегда ставить, отвечать себе на 7 вопросов: Кто? Что? Где? Когда? С кем? Почему? Каким образом? Чего ради? Вот когда ставятся эти вопросы, то тогда уже можно на что-то отвечать. Без этих вопросов журналистики не существует. Мы будем говорить об этом дальше.
Что касается постановки такого вопроса, вот недавно в интернете появилось сообщение о том, что похоже все-таки, что что-то там взорвалось в этом несчастном 154-м, который столь неудачно взлетел из Адлера, но не долетел до Сирии. Ну, потому что иначе ничего не получается. И одновременно стал гулять текст, что – абсолютно непроверенный текст, вот не могу за него отвечать, но он ходит, потому что, когда у людей нет конкретный подробностей, они начинают домысливать – что там было что-то… 27 летчиков, 6 генералов, сколько-то зарядов к противотанковой установке «Корнет» и так далее.
Вопрос, который необходимо было задать журналистам, освещавшим это горестное событие: Для чего они сели в Адлере? Сколько они там сидели? Что они там делали? Сел ли на борт еще кто-нибудь? Было бы погружено еще что-нибудь? Я понимаю, что Министерство обороны и ФСБ ответит: «А вот это не вашего собачьего ума дело». Да, может быть, но до тех пор, пока нет ясного ответа на этот вопрос, можно гадать сколько угодно о том, что случилось с этим несчастным самолетом, этими людьми, которых уже нет. Это вопрос, который журналист должен задать, потому что когда всем десять тысяч раз повторили одно и то же, то человек с огромным трудом – очень редкий человек – может поставить неожиданный вопрос: а с чего бы это и почему и для чего?
Вот это то, чем должна заниматься журналистика. Итак, первое: прочитайте 7 заповедей молодому журналисту Kansas City Star как раз столетней давности. Это очень полезно.
Второе. Ну, это из книги Марка Галлая, летчика испытателя, одного из двух первых советских летчиков испытателей с инженерным дипломом (Марк Галлай и Алексей Гринчик), первого инструктора по пилотированию первого отряда космонавтов и так далее из книги «Первый бой мы выиграли». Возможно, когда-то я мог и упоминать, что в июле 41-го года был из летчиков-испытателей, которые работали в подмосковном научно-исследовательском летном центре – он так стал называться позднее, но это не важно – был сформирован отдельный особый истребительный полк перехвата авиации ПВО, где летали летчики самые высокой квалификации. Летали они, по-моему, на высотных перехватчиках МиГ-3, которые были достаточно сложны в управлении, но уж эти-то умели.
И вот Галлай во время первого налета немецких бомбардировщиков на Москву сбил первый самолет над Москвой, за что ему был мгновенно, естественно, дан орден Красного Знамени. И к ним прикатил корреспондент, разумеется, газеты «Красная звезда» брать у него интервью. Ну, вопросы, ответы: Как? Что? Почему? — можете себе представить. Среди прочего был задан вопрос: «Скажите, пожалуйста, когда вы встречались с немецкими самолетами и выходили на цель, там же тоже вражеские стрелки стреляли, вам, вообще, страшно было, вообще, в бою страшно?»
Работа журналиста, работа королевская, тебе нужно быть разведчиком, шпионом, лицедеем
А летчики-испытатели отличались большой добросовестностью. Им нужно было слушать машину и посадив ее испытательный образец, пробный выдать отчет, что они слышали и что чувствовали. Вот с этой обстоятельной добросовестностью Галлай отвечает, что, разумеется, любой человек испытывает в бою чувство страха, да и при любой опасности. Но профессия летчика испытателя вообще связана с риском, с экстремальными ситуациями, так что страх – дело обычное. Но дело в том, чтобы его, наоборот, обуздывать. А когда ты обуздываешь страх, то у тебя адреналин-то в крови гуляет, а ты все-таки себя контролируешь и получается, что, наоборот, у тебя даже реакция быстрее и сил больше. Так что если правильно подойти к вопросу, то страх в бою даже помогает.
Назавтра выходит номер газеты. И радостные товарищи, хохоча во сегодня горло издевательски, маша газетами, бегут к палатке Галлая и кричат: «Марик, Марик! Нет, ты почитай, чего ты сказал!» И вот шапка на первой полосе над фотографией Галлая: «На вопрос нашего корреспондента, испытывал ли он в бою чувство страха, летчик-орденоносец Марк Галлай ответил: «Сталинским соколам это чувство неведомо».
Вот есть такой жанр журналистики – журналистика пропагандистская. Вот практически вся советская журналистика была журналистикой пропагандистской. И о ней разговор должен быть особый, потому что сводилась эта журналистика, — как говорили мы все, употребляя сколько-то «салонные эвфемизмы» — сводилась эта профессия к тому, чтобы из дерьма конфетку делать. Ты берешь то, что у тебя есть и делаешь из этого то, что тебе заказано. И профессиональное достоинство, мастерство профессиональное заключается в том, чтобы не солгав ни одной фразой, не солгав ни одним словом, в общем, материал получился лживый. Это надо уметь, это не каждому по плечу.
Конечно, такие ухари находились всегда и находятся сейчас, но я вам доложу, класс работы не то-о-т! Вот, когда уже ушли старые зубры сталинской школы, когда люди тряслись от ужаса при мысли, что они сделают ошибку, то, знаете, ответственность насколько уменьшилась.
Пропагандистская журналистика очень интересная, пропагандистская журналистика занимается демагогией. О демагогии мы поговорим отдельно.
И есть еще, конечно, журналистика, которая нацелена целиком и полностью на рейтинг, только на сенсацию. Она занимается всем чего угодно: девушку выбросили из окна, где-то нашли какое-то оружие, людоед съел не знаю кого, светская жизнь… Какая светская жизнь!? Вы о чем, вообще? Когда тут собирается какая-то золоченая моль пошлости неимоверной, где в глазах лакеев, халдеев – как они называются… бармены – обслуживающих это главное достоинство – это красиво кинуть тысячу-другую долларов за ужин… Ну, что взять с уродов, понимаете. Но есть какое-то количество людей, которые на это заточены. Вот те самые снобы, которые тоже хотят и подражают, но это все-таки не журналистика, сами понимаете, это что-то совершенно условное.
Если же говорить о журналистике серьезной, то с ней произошла в последние полвека большая трагедия, а именно: был выдвинут справедливый тезис, что журналист не должен навязывать клиенту, адресату, слушателю, зрителю свое мнение, а должен транслировать информацию. То есть роль журналиста сводится к роли телеграфного столба, у которого провод с информацией: в один ролик входит, а из другого ролика выходит. Творческая профессия, да.
Но здесь ведь вот какая история: он не понимает, что он транслирует, а ему и не надо, он считает, что и не требуется, что это не входит в его задачи. Но, поскольку ни один журналист не может передать информацию о событии во всем объеме – ты никогда не опишешь цвет неба, что они кушали, и кто съел не ту бациллу, холерную палочку и у него был понос и так далее – ты выбираешь некие узловые точки, вот несущие нити этой информации. И если ты не владеешь предметом, то вы выберешь не то, ты не то выдернешь, и твой палец попадет совсем не в ту дырочку, на которую ты рассчитывал.
Пример совершенно замечательный, когда глубоко плевать журналистам, что они пишут. Это, предположим, опять в каком-то городе, допустим, в Париже забастовали авиадиспетчеры, которые хотят повышения зарплаты на 15%. Будьте так любезны, они сколько получают? Может быть, они получают 100 евро в год и тогда работодателей нужно повесить с конфискацией? А может, они получают 15 тысяч в месяц и тогда, дети, какого лешего им нужно? Скажите, пожалуйста, а кого у них последний раз было повышение зарплаты? А они индексируется? А как соотносится рост зарплат парижских авиадиспетчеров с ростом цен в Париже, понимаете ли? А скажите, пожалуйста, сколько получают летчики в тех же предприятиях? А какова, вообще, средняя зарплата парижанина без образования, со средним, со средним специальным, с высшим образованием? Как они живут относительно других? И тогда становится понятно, о чем речь. «Они получают Х, а хотят 1,15Х», — больше спасибо за такую информацию.
Вот это относится много к чему. Это все не журналистика, это все, на самом деле, черт знает что такое. Потом, что прекрасно знают журналисты… Я не помню, кому ответила когда-то Алла Пугачева – ну, примадонна Алла Пугачева, что же такое… звезда: «Вот я вам дам интервью, вы посветитесь, понимаете, в моем свете – и тоже будете звезда. А вот выгоню я вас сейчас и не будете вы звезда». То есть появились журналисты, которые, в общем, не любят писать, которые вообще не любят работать. Они страшно любят общаться с людьми. Вот они любят разговаривать с кем-то… — «Вот он там высоко – и тут пришел я и задаю тебе вопросы…». Причем ты, шавка мелкая, заменим, как винтик в шпунтике совершенно, но сейчас показать себя….
Вот журналистов надо учить, что не надо показывать себя. Видите ли, в практику журналистов должно входить: пойди к самому молчаливому работяге, к самому туповатому, к самому косноязычному и возьми у него интервью. И не такое, чтобы ты за него написал, а чтобы он тебе все-таки рассказал. Не умеешь? Поспрашивай у старших товарищей. Выпей с ним, поговори. Выясни, что ему нравится. Не слезай с него месяц, но возьми у него интервью.
Потому что, когда берешь интервью у звезд, это может всякий дурак. Звезде, понимаете ли, нужна совершенно только подставка для микрофона. Он сам себя спросит, сам за тебя ответит. Здесь вообще нечему учить.
Работа журналиста со звездой заключается в том, что журналиста может быть не видно и не слышно. Он присутствуют себе и его даже перестают замечать. Но при нем клиент, которого он работает, вертится, как поджариваемая тушка на вертеле – равномерно. Он вроде бы сам, вроде бы даже без наводящих вопросов, вроде бы сам по себе течет, говорит именно то, что от него хотели услышать и говорит искренне, и говорит так, что его не остановишь. О! Вот тогда тебе 5 баллов с двумя плюсами.
А когда ты рассказываешь, что ты сам самый умный, ты не журналист, ты самоучка. Тебе профессию менять надо или образование получать.
Работа журналиста, на самом деле, работа королевская и здесь тебе нужно быть разведчиком, шпионом, лицедеем, тебе нужно быть хитрецом, тебе нужно быть актером, тебе нужно уметь втираться в доверие. У тебя должно быть, как у хорошего актера, чувство партнера, чтобы с первых минут собеседник проникся к тебе доверием и симпатией, чтобы ты мог смотреть на миг его глазами, чтобы ты разговаривал с ним в унисон; чтобы ты вдруг начал пытаться его перебивать, на самом деле поддакивая — ну, вроде возражаешь – а он отмахивается чтобы ты ему не мешал и говорит именно то, что ты хотел из него вытянуть. Вот примерно так умеет работать журналист, который работает с человеком.
Потому что эти вопросы: «А что вы думаете по поводу… что случилось в Сирии?» — «Поди вон! Я думаю о том, что мне давит ботинок и зарплата мала, и жена дала по голове сковородкой. «Что я думаю о Сирии…» Ничего я не думаю о Сирии. У Сирии свой президент».
Да, кстати, один из вопросов: «Кто повредил здоровье Асаду? Где он находится, как он себя чувствует? И кому это выгодно». Отвечаю: «Дорогая редакция, ежик живет плохо: он сдох». Это ни в коем случае не про Асада. Это из старых шуток, из писем в журнал «Юный натуралист». Мы не знаем, что кто сделал Асаду, но, кажется, он плохо себя чувствует.
Кому это может быть выгодно? Это может быть выгодно всем, кроме алавитов. А, может быть, и алавитам не очень выгодно. Потому что нет Асада – нет споров из-за того, быть ему или не быть. И тогда Россия может договариваться с Америкой при участии Турции и Ирана, как устраивать сирийские дела, а Асада никто не спрашивал. Когда страна прикажет быть героем, мы этого Асада сделаем из любого алавита. Зачем из алавита? Своих найдем, понимаете ли. Так что интересно, кому это может быть выгодно. Здесь нам информации например хватает. Здесь это может быть выгодно очень многим, понимаете.
Вот примерно так о журналистике. А что касается – писать, то написано должно быть четко, ясно, однозначно, короткими фразами, чтобы читать легко, понятно и не трудно. Вот вы знаете, казалось бы простая вещь: мы про Трампа выучили… мы уже знаем про Трампа больше, чем про Путина, как вы догадываетесь легко. Так вот, говорили про эту американскую избирательную систему: демократы, республиканцы… туда-сюда… До тех пор, пока я не прочитал краткую статью Дмитрия Орешкина, как конкретно устроены американские выборы президента, я так и не мог понять, чего они все несут. Потому что ни у кого не хватило мозгового вещества и тренировки этого вещества, чтобы изложить этот несложный вопрос в полном объеме от начала до конца в пространстве одной страницы. Больше одной страницы не надо — кстати, о мастерстве журналиста.
Так что я не знаю, чему их учат. От репортера требуется умения пролезть сквозь любую замочную скважину и взять информацию где угодно. При этом он может быть вообще неграмотным. Он, как когда-то в Америке, должен бежать к ближайшей телефонной будке, совать туда наштампованные жетоны (потому что все редакционные деньги он давно пропил, потому что идеалом репортера был, что называется «плохо выбрит слега пьян, одет небрежно, ничего не придает цены и всему знает цену) – вот он передает это косноязычными предложениями. А на том стороне сидит один записчик и один литобработчик и делают из этого приемлемый текст.
Вот, понимаете, что касается журналистики. Я не знаю, о чем они там говорить…
Вопрос про Асада мы кратенько осветили. Журналист еще должен понимать, что к чему, он должен знать всю информацию.
Третий урок, который получил по части журналистики, когда я взрослый человек 26-ти… ну 25 – кто считает? – или все-таки 6-ти или 7-ми — лет от роду пришел в заводскую газету «Скороходовский рабочий», мы городились: единственная в мире ежедневная газета обувщиков на четырех полосах тиражом 10 тысяч экземпляров, читается по всем предприятиям Северо-Запада – дюжина фабрик там была: Архангельск, Невель, Петрозаводск, в Ленинграде несколько и так далее. И оказалось, что я вообще ничего не умею. Пройти через газету очень полезно. Застрять – ней дай бог! А пройти – полезно.
Мне для начала дали такую фотографию. Там была какая-то теточка средних лет в халате, полноватая такая. Вокруг какие-то девочки типа учениц тоже в халатиках. Она чего-то делал, они что-то смотрели. Что они делали? А где же написано? — Сделай подпись – сорок строк под клише. Я переворачиваю. Боже мой! «2ПП Афанасьева Марина Ивановна. Затяж. уч. 5р. 20 л». Что это?! Я сижу и смотрю как идиот. Сознаться в идиотизме – неудобно перед камрадами. Через час заходит один, говорит: «Что мучаешься?» Ничего все поначалу мучаются». Садится за соседнюю машинку, начинает тюкать. Я говорю: «Ты чего тюкаешь? Уже день кончился». Он: «Я тебе помогаю». Я заглядываю, а он там пишет: «Смотрите девочки, смотрите внимательней. Марина Ивановна говорит мало, а больше показывает…». То есть все это насосано из пальца. Цыганкам такие пальцы не снились. Потому что все эти иероглифы означают: 2-я Фабрика «Пролетарская победа», затяжечный участок. 20 лет она там работает и так далее… И вот из этого составляется текст любой длины.
Через полгода я стал чемпионом в жанре «подпись под клише». Мне дали не помню какой приз денежный, — который мы, разумеется, тут же пропили мгновенно прямо в редакции, — за то что я из таких вот иероглифов на обороте фотографии сделал очерк на разворот. Время было летнее, было всего четыре человека на редакцию и я сделал очерк на разворот. Каждое предложение – правда. Все вместе – знаете, можно заменить вообще фамилию, имя, отчество, название фабрики и это будет про другого…
Вот это тоже журналистика. А именно: ты долен написать в любой, тебе указанный срок на любую тебе указанную тему материал любого тебе указанного объема с точностью до одной газетной строки, до 26 знаков. И мы это делали очень даже…
Вот говорили так. Замответсека линеечкой там вымеряет: «Значит так, Миша, 127 строк надо». И ты делаешь 127, не 130. Здесь нет этих компьютерных программ, которые – жим-жим – растянули, сжали. Вот так примерно, понимаете, воспитывались журналисты. Я не знаю, чему их учат. Потому что ты приходишь куда-то, ты ничего не понимаешь. Ты садишься за книги, ты идешь в библиотеку, ты говоришь с людьми, и до тех пор, пока ты не начал ориентироваться в материале, ты ничего не можешь делать. А сейчас: пришел – не ориентируется; сидит – не ориентируется; ушел – не ориентируется. И не собирается ориентироваться. Он — журналист. Так что, понимаете, да, мастеров на наши головы стало гораздо меньше.
Итак, мы переходим к следующим вопросам. Вот осталось полторы минуты до перерыва. Вопрос по Белоруссии: «Что мы еще сделаем такого батьке плохого? Или вообще предадим Беларусь анафеме или чего еще там?»
Видите ли, мне наконец удалось разобраться хоть чуть-чуть, хоть самую капельку, не для себя – что означает «Россия вваливает деньги в Беларусь»; что означает «Россия содержит Батьку и белорусскую экономику»?. Это означает следующее. Существует союзное государство Россия с Беларусью. Вот оно существует. Белоруссия, естественно, использует российский газ и российскую нефть. Россия им поставляет. Встает вопрос о цене. И вот мы их кормим, мы вбухиваем деньги, мы даем скидку… Стоп. Вопрос для журналиста: А мы им с какой цены даем скидку: с нашей внутренней, как в России для своих потребителей (у нас же одно государство) или как для какой-нибудь Германии, Франции, Евросоюза, то есть как для чужих, а уже потом уж из большой милости сделаем им скидку?
После перерыва расскажу, но вы уже догадались: мы им делаем скидку от мировой цены и считаем, что они должны нам целовать сапоги.
М.Веллер ― Итак, по многострадальной Беларуси. В принципе, это работа журналистов — вот сделать материал на несколько страниц, где было бы подбито, как Робинзона Крузо на острове: плюсы и минусы; кто от кого сколько чего получает, кто в кого сколько и чего вкладывает. Я помню сейчас один хороший материал о Лукашенко. Это лет уже, наверное, десять назад делал больше телевизионное интервью Олег Попцов. Но Олег Попцов, слава богу, старый волк, он эти все вещи хорошо знает и умеет. А так, в общем, я не помню.
Когда говорит тот же батька: «Погодите, погодите. А вот мы держим границу общую нашего государства западную. Это же между нами она такая прозрачная. А вот что касается продуктов – тех-сех… А вот что касается, мы поставляем – то-сё… И у нас же одно государство и прочее…», — Беларусь – это, действительно, единственное братское государство, вот единственный братский народ, который для себя никогда не делал разделения на русских, белорусов…
У нас специальная экономика: чем больше увел из бюджета, тем больше отрулил на свой карман
В чем было дело? Когда, значит, батька слегка посадил Баумгертнера, вы знаете, как писал классик «А я бы таким нипочем паспорта не выдавал», — если посадить сотню таких, как этот чудесный специалист, то, знаете, воздух был бы чище и денег было бы украдено меньше. Ну что вы, в самом деле! Надо же понимать, кто миллиарды ворует для личного потребления, а кто их пускает на Беларусь.
Причем заметьте, у него ни одной яхты, ни одного дворца. Да что это такое? Он же голодранец. Конечно, я понимаю. Вся к нему претензия: «Продай! Вот все, что у тебя есть хорошего, продай нашему крупному капиталу. Ну, что труба? Трубы одной мало. Продай еще…». Не хочет продавать, во гадина! Надо прессовать». Вот, понимаете, и все причины конфликта. Вы думаете что, нашим пацанам наверху жалко государственных денег? Сейчас! Насмешили. Пожалуйста, пришлите телеграмму те, кто думает, что нашему правительству жалко государственных денег.
Вот, наконец, стали являть себя облицованные по указанию Сергея Семеновича Собянина подземные переходы! Вот тот, который здесь рядом, на Арбате, он облицован такой красно-бордово-багровой гранитной плиткой, а низ, по-моему, черной от уровня колена. А те, которые на Проспекте мира, они выглядят иначе, но мрачнее, хотя не менее дорого. То есть весь верх, до уровня груди он темно-серый – гранитная полированная плитка большая – а от уровня груди вниз – черный, средний между крематорием и неизвестно чем. Ни в одном городе мира – ни в Нью-Йорке, ни в Лондоне, ни в Париже – нигде я не видел подземных переходов, облицованных полированной гранитной плиткой.
Я понимаю, что они там везде голодранцы, а мы здесь трескаемся от денег. Я понимаю, что у нас специальная экономика: чем ты больше увел из бюджета, тем ты больше из этого уведенного отрулил на свой карман – это все давно знают. Но вы знаете, это к тому, насколько жалко государственных денег. Я понимаю, одно дело, когда крадут свои пацаны, а другое дело, когда уходит какому-то Луке, понимаете, а мы этим не можем попользоваться.
Я очень люблю О’Генри. Я считаю, что Чехов был несправедлив к О’Генри, когда отзывался с пренебрежением, что у О’Генри эти рассказы имеют шарнирную композицию… Не будем сейчас говорит об этих классиках, но этот сборник «Джефф Питерс как персональный магнит», этот рассказ «Трест, который лопнул», эта фраза «Каждый доллар в руке у ближнего он воспринимал как личное оскорбление, если не мог принять его как законную добычу» — слушайте, прямо про нас, прямо про нас… Вот, что такое гений: писал про них и давно, а получается – про нас и сейчас.
Вот это, что касается отношений с Беларусью: рядом деньги — они не твои. Есть от чего прийти в бешенство. Это вопрос, что касается Беларуси.
Да, кстати, чтобы я не забыл. Здесь спрашивают, что вот будет вечер, вернее концерт: «Пророчества Стругацких:
блеск и мудрость гениев.» Это будет, значит, когда… четверг в «Гнезде глухаря». По-моему, билеты все проданы, вы знаете. Мне звонили, сказали, больше спасибо, как бы все… Так что извините, кто не попал. Но если все нормально, то там же будет 10 марта еще. Тема будет объявлена позднее.
«Навального в президенты!», «В очередной раз «Кировлес»…», «Что украл?», «Ничего не украл…», «Нет, все равно украл… 5 лет условно…». Это напоминает старую шутку одного моего друга в Ленинграде-городе: «Тебя надо судить товарищеским судом». Он добавил: «Ага, и приговорить к товарищескому расстрелу». Вот, вы знаете, Навальных у них ходит близ границы товарищеского расстрела: 5 лет условно, 10 лет условно, 20 лет условно. То есть пускать на выборы или не пускать? Подсыпать в выборы перчику или ну его на фиг – как бы не переперчить?
Ну, тут же, значит, вот Явлинский тоже собирается выставляться в президенты. Явлинский опытный политик, и в том случае, если он выставится, он опять отсосет какой-то процент голосов, опять раздробит протестный электорат, опять, разумеется, президент он не будет. Он не будет президентом никогда, потому что это всё уже понятно. Поэтому проводить выборы только ради того, чтобы повысить престиж Явлинского… Я отношусь к нему с огромным уважением. Если бы в свое время реформы бы делали с самого 92-го года по Явлинскому и президентом стал бы Явлинский, то счастья, справедливости и всего лучшего было бы несравненно больше, но это поезд ушел.
Понимаете ли, президентом, к сожалению нашему великому, мало быть – им еще надо уметь стать. Это две отдельные науки, которые далеко не всегда совмещаются: распоряжаться во благо народа страны, всего чего угодно, властью своей и достичь этой власти. Чаще власти, конечно, достигают негодяи, а которые могли бы распорядится, они бы распорядились, но они не могут ее добиться и захватить. Вот какая история.
Конечно, было бы идеально, если представить себе: вот Манилов сидит, мечтает: «Здесь у меня будет пруд, а здесь через него мост, а вот здесь лавочки. А вот здесь будет выборный участок и мы вберем, — мечтает Манилов, — Навального в президенты, а Явлинского в премьер-министры. И они будут вместе поддерживать друг друга. И сторонники того и другого – однопартийцы, однодумцы… как это сказать… заидейщики – они будут поддерживать этот тандем…». Я думаю, что не получится в силу разных причин.
Понимаете, вот есть импресарио. У него есть актриса. Он в нее собирается вложить бабки, он ее собирается раскрутить. И говорит: «Ну что это за фамилия для звезды – Бейкер? Что это за имя для звезды – Норма? Так, пацаны, все придумываем». Она говорит: «У меня бабушка была с французским уклоном. Ее, кажется, Мерлин звали». – «Вот, отлично! А фамилия?» Так получается Мерлин Монро. Мерлин Монро – это совсем не то, что Норма Джин Бейкер. Не надо смеяться над Светловым: «Красивое имя, высокая честь».
Таким образом, если к такому промоутеру, продюсеру придет человек, которого зовут Эмилия Слабунова – ни фига! То есть, понимаешь, ты будешь Виктория Сталина! Вот тогда ты будешь стоять во главе партии. Но это, понимаете, слова уже совершенно пустые. Я ни в коем случае ничего не хочу сказать про Слабунову. Я хочу сказать, что когда ты суешься куда-то…, ну, надо как-то соответствующе оформляться. Да, конечно. Это все отдельные разговоры.
Вопросы, стало быть, по Ту-154. Это мы уже говорили. И вот теперь мы можем спокойно заниматься вопросами, которые нам задавали, на которые всегда не хватает времени. Спасибо всем, кто задал, но, простите, и сегодня, видимо, не будет возможности ответить на все.
Прекрасный вопрос от Галины-62. Галина, надо вас называть Галина-62 тысячи. — «Известный политолог Маркин заявил, что будь у Путина французское гражданство и желание баллотироваться, он бы стал президентом Франции?» «Какого? – спросил Швейк – Знал я двух Фердинандов и ни одного ни чуточки не жалко». Да, я продолжаю: «Как вы думаете, на таких же условиях Трамп выиграл бы выборы 1918?» Фрейда не обманешь, революцию не вычеркнешь из истории. Имелось в виду, очевидно, 2018, но написано 1918! Как писал классик: «Ах, люба ж ты моя, восемнадцатый годочек!» Посмотрим, что будет за годочек. Трамп выиграл бы выборы 2018? С грохотом и треском, с восторгами населения. И никакое ЛГБТ не вышло бы протестовать на улицы, я вас уверяю. У нас это было бы более организованно.
Понимаете ли, президентом, к сожалению нашему великому, мало быть – им еще надо уметь стать
— «Отделается батька морепродуктами и ананасами?» Не отделается. Если ты не можешь с кем-то дружить и иметь с него деньги, его надо уничтожить. Посмотрите на мелкий бизнес в Москве: «Или он будет работать на меня – или его не будет вообще». Таковы жестокие законы рынка. Таким образом, или батька будет приносить прибыль кому надо в России, или мы ему сделаем ровно столько неприятностей, сколько сумеем, а умеем мы делать неприятности немало. Так что ему ананас… Ананас – ну, что вы! А на нас смотрел Лукашенко…
— «Вы можете прокомментировать постоянное разграбление мемориала на месте убийства Немцова силами государственной организации «Гормост» силами полиции? За неделю четыре раза проводились зачистки мемориала. Нам важно слышать ваше мнение». Вы знаете, мое мнение такое, что у всех нормальных людей, за исключением ряда люде, разумеется, с особенностями своей политической ориентации – здесь мы должны быть толерантны и уважать все мнения. Я думаю, что если бы «Гормо̀сту»… — или «Гормосту̀»… Гор… Гор… «Горяме» — не поступали бы распоряжения, то он бы это и не трогал. Но, очевидно, есть мнение, что этого не должно быть.
Я не знаю, может быть, это, чтобы привлекать внимание, для того, чтобы не забывали. Думаю, что это неумная акция по меньшей мере. Кроме того думаю, что это нехорошо. Вот застрелили человека совершенно демонстративно, не за что ни про что. У всех есть подозрение – кто. Никто этих подозрений никогда не будет в силах доказать. Мало ли, что подозрения – к делу не пришьешь. И вот здесь попытаться закатать в асфальт и вытравить из памяти… Ну, пока не знаю.
Вот это, что касается отношений с Беларусью: рядом деньги — они не твои. Есть от чего прийти в бешенство
Аполлоша: «Даже румыны сотнями тысяч протестуют». Ну, имеется в виду, что это такое за амнистия для тех, кто украл меньше 40 тысяч евро. Ну, в России, конечно, кроме смеха и пожатия плеч эта сумма у людей, которые воруют, вызывать ничего не может. Вот у нас, наоборот, у нас тот, кто украл меньше 40 тысяч евро, имеет все шансы сесть. А вот тот, кто украл больше 4 миллионов евро, тот, видимо, сидеть уже не будет. Ну, разве что у него найдут два кубометра долларов – но там отдельная история.
«Что же вы за нация трусов, подхалимов и воров, — это пишет Аполлоша, это не я, — и хватает же наглости заявить: «Мы русские, с нами Бог!»» Ну, вы знаете, замыслы господни неисповедимы для смертных. За Господа ручаться не надо, ты не знаешь, каков он. — «Что же должно произойти, чтобы мозги отлипли от телека, а пятая точка от дивана?» Вот и посмотрим, что должно произойти, чтобы отлипло. Вы знаете, пока я не знаю. Землетрясение, видимо, не поможет. Но, когда что-нибудь произойдет – ох, лучше бы не надо, лучше не надо бы…
Так, про сирийского президента мы уже сказали несколько ласковых слов. А, вот! Каждый раз спрашивают про Невзорова. Это Остап-Сулейман-Берта-Мария… — приятно интеллигентного человека почитать – Бендер-бей: «Согласны ли вы с остроумным утверждением А.Г. – Александр Глебович, стало быть, — о том, что люди – злобные питекантропы, погрязшие в каннибализме и за 5 миллионов лет не изменившие своей мерзкой сути?» Вы знаете, лично я этого утверждения не слышал. За 5 миллионов лет, люди, судя по всему, довольно сильно изменились. Ученые полагают, что ученые изменились просто здорово за 5 миллионов лет. А то ни тебе, понимаете там, шкуру побрить, ни тебе три слова связать… Нет-нет-нет. Вот «погрязшие в каннибализме» — почему погрязшие?
Вот, понимаете, конечно, опять же Трамп повысил голос на австралийского премьера, когда тот захотел к нему кроме мусульманских беженцев еще направить папуасов и Новой Гвинее. Они иногда по народной традиции кушают друг друга. Вы помните «Волки от испуга скушали друг друга»? – детские стихи. Так Трамп сказал, что он не хочет. Ну это же не все. Я понимаю, что традиционная культура священна и все культуры равно, но все-таки не все каннибалы.
Видите ли, в чем дело. Я не согласен весьма со многими утверждениями мною глубоко уважаемого и сильно любимого Александра Глебовича Невзорова. Вот с какой-то частью я согласен с восторгом. К какой-то части отношусь со скептицизмом. Сам я человек – ну, я льщу себя надеждой – я человек более спокойный, объективный и умеренный, если говорит об оценках. Но по форме все что говорит Невзоров, это совершенно восхитительно. И кроме вопля восторга из души, по-моему, ничего исторгнуть не может. Потому что когда – вот представьте себе – большая толпа, которая смотрит на стрижено и говорит: «Стрижено! Стрижено! Стрижено!», — встает изящный, обаятельно циничный, весело наглый, непробиваемый и говорит: «Да протрите очки, уважаемые: Это брито!» — это звучит. Все перестают говорить, что стрижено и смотря на этого наглеца и выясняется, что кое-где, действительно побрито. Ну даже если не все, то все-таки кое-где.
Когда раздается некий единый вопль – будь то в науке, культуре политике, в чем угодно, когда возникает это самое единство, которое полевой хирург Вильям Троттер назвал «стадным инстинктом», хотя стадный инстинкт… ну, это длинная история про стадный инстинкт, сегодня мы не про него, — то тот, кто встанет и скажет не то, что принято слышать хором, он достоин, знаете ли, большого уважения. Потому что должен быть кто-то, кто передвинет рычаг в другое крайнее положение, чтобы огромное, тяжелое, инертное судно изменило курс.
Вот для того, чтобы судно перевести на сильно другой курс, ты сначала руль в другое, крайнее положение перекладываешь до предела. И оно еще, может быть, не начало движение, но ты уже убираешь его в нужное положение, потому что оно уже покатилось, оно по инерции еще долго будет катиться. И вот, когда оно докатится до правильного, у тебя, допустим, стоит перо руля там, где надо.
Я думаю, самоуничтожительной ядерной войны на Земле не будет никогда. Человечество не для того возникло
Так вот, должны быть люди, которые перекладывают рычаг в крайне противоположное положение, чтобы сдвинуть камень, чтобы глаза протерли. Вот Невзоров примерно этим и занимается. Это, знаете, не каждому по плечу. Здесь нужно иметь такой замечательный нонконформизм в характере. И кроме того, объективность – это не главное. Главное — обратить внимание на что-то, на что другие не обращают. Кстати, о журналистике. Вот какая история.
Вопрос: «Насколько сейчас возможна большая война без применения ядерного оружия? Во Вторую мировую никто не применил химическое, хотя у всех было». Подобная договоренность возможна. Она, в общем, и есть и очень даже важна. И война такая вполне возможно. Потому что инстинкт самосохранения социумов – это великая вещь. И она тоже существует. Вы знаете, если боги дадут пожить, хотелось бы в следующий раз поговорить о том, что мы живем в необыкновенно интересный период. Привет всем от поэта: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые…». Потому что у нас на глазах происходит самоубийство цивилизации, и это не поддается линейному, простому, рациональному истолкованию. Это выглядит иррациональным.
Когда американские евреи, которые бы должны были бы знать в своих общинах историю еврейского народ и общин 20-го века, как из всех исламских государств они изгонялись — где резали, где не резали – к чертовой матери всех. И вот сейчас они выходят на демонстрацию за отмену указал Трампа, за то, чтобы против исламофобии…, и мусульмане ехали свободно в Америку. И когда их приедет в Америку достаточно, они евреев вырежут или выкинут вон – в Новую Зеландию поедут, овцами работать (места все будут заняты). И вот они это делают. Каким местом они думают? Они думают не местом. Это объективные социальные законы. У нас не хватит времени сегодня – пять минут до конца.
Так вот, значит, о войне. Я думаю, что как-то самоуничтожительной ядерной войны на Земле не будет никогда. Человечество не для того возникло, Вселенная не так устроена.
— «Обострение на Украине. Авдеевка. Территория подконтрольная Киеву. Зачем украинские войска ее обстреливают? Либо почему наши СМИ так тупо врут?». Во-первых, про журналистику, в том числе, пропагандистскую журналистику мы в начале несколько слов сказали. Во-вторых, если Авдеевка находится на украинской территории, зачем украинцам ее обстреливать? В-третьих, зачем было финнам начинать войну зимнюю в 39-м году, выпустив снаряд в расположение советский войск? Они что белены объелись. Ну, потом они сказали, что не выпускали, но кто же гадам поверит?
Так что вы знаете… нет, ну что за ерунда! Кто там первый начал, трудно сказать. Вот никто не знает, кто первый начал стрелять. Можно приводить, кстати, кстати, и доводы в пользу того, что первые начали сепаратисты и то, что первые начали Вооруженные Силы Украины. Вот одни под это дело, под шумок, пока это все устаканивается, попытаются отбить Донбасс или сказать, наоборот, что «смотрите, как они нас давят». А другим, наоборот, прощупать их штыком, поскольку Трамп хочет установить хорошие отношения с Россией, а отношения надо все равно устанавливать хорошие, а давайте-ка под шумок чего-нибудь у них отобьем. Эти украинцы все уже давно в мире надоели: никакого толку, только шум и деньги просят.
Так что я не знаю. Это нужно выяснить. Да, в общем, здесь даже профессиональные разведчики не нужны. Но собирать информацию тоже надо… Не хотят журналисты этим заниматься.
Про Румынию. Да, так вот в Румынии было продвинули указ: амнистия для всех, кто украл меньше 44-х тысяч евро. Возмущенный народ, не сильно богатый вышел на улицы, сказав: «А чего это мы ворам амнистию? Он украл 43 тысячи 990 – и ему значит, амнистию!» И тут они все дружно цитируют Глеба Жеглова, братьев Вайнеров: «Вор должен сидеть в тюрьме». Власть начинает понимать, что эдак и до не доберутся, говорит: «Ладно, ребята, мы же не против. Ну, хорошо, воровали – пусть сидят» И вопрос: «А почему же вот… Россия-то как?» Ну, потому что Россия так… Потому что не ваше собачье дело, потому что журналисты работают. Уже никто ничего не крал.
У нас на глазах происходит самоубийство цивилизации, и это не поддается линейному, рациональному истолкованию
Где 2 миллиарда «ролдугинского панамского фонда»? Поговорили? Поговорили. С разговорами вас. Ну, и что дальше? Ну, и как? Они там чего делают? Их зачем прислали? Эти деньги, вообще, откуда взялись, с какой целью, на что? Информацию запустили по затухающей. Всем принять вправо и молчать! Кортеж едет! А вы говорите, почему не выходят. Как выйдут – так и получат. Тут люди вообще выходят в одиночку с плакатом – и то потом не найдут, как они едут в алтайскую колонию из Карелии. А если они выйдут – «каждый, кто украл больше 44-х тысяч…», а хоть и меньше, а хоть и вообще – да вы чего!
Это мой любимый когда-то из «Крокодила» — там было при советской власти несколько гениальных шуток: «Под плакатом «Пьянству – бой!» гражданин Иванов ударил себя по лицу». К чему вы призываете, кремлевские мечтатели?
Что там еще… Боже мой! Не успели, не успели. Это Костя А.А.: «Леваки в Америке, Европе кричат: «Иммигранты делают нас великими!». А почему эти иммигранты не делают великими свои Сомали, Судан, Ирак, Сирию? Как они могут принести прогресс и процветание на Запад, когда сами живут в злобе, нищете и в средневековых устоях. Спасибо».
Я боюсь, что о демагогии и иммигрантах придется в следующий раз, потому что… Кстати, как нагло врал бывший этот самый посол Америки в России Макфол: «Трамп запретил въезд мусульманам». 54 мусульманских страны, запрещен въезд на 120 суток беженцам из 7, понимаете стран. «Запретил въезд мусульманам» — так же нельзя, понимаете.
Так вот, когда говорят… что – кто то заявил, Брин это заявил или кто… — все заявляют, что «мы, нация мигрантов, Америку сделали мигранты, как можно не пускать мигрантов?» — да, Америку сделали эмигранты из Голландии, из Англии, из Германии, из Италии, из Ирландии, в конце концов и из Польши, из Литвы, из Швеции, из Дании, из России. Мусульманские эмигранты Америку не создавали. Америку создали люди, приехавшие из достаточно культурных цивилизованных стран с длинной историей.
А сюда приезжают люди, причем не переплавляться, а везти вместе с собой свою культуру из стран, где они считают черт знает, что… Всем желаю процветания и никакой нищеты! До свидания.
Оставьте первый коментарий