М.Веллер ― Итак, добрый вечер! В эфире программа «Подумать только…». Я Михаил Веллер. Не знаю, как насчет экстаза, но сливаться иногда пробовать невредно.
Пошел второй год, как нет на свете Бориса Немцова, застреленного в спину недалеко от стен Кремля ночью. Об этом уже говорилось много тысяч, десятков тысяч раз. И, поскольку обстоятельства его гибели остаются темными, но характерными, Борис Немцов уже стал знаковой фигурой нашей эпохи. Эта фигура, которая затем будет возвышаться, возвеличиваться, мифологизироваться. Молодой, здоровый, крепкий, оптимистичный, незлобивый, удачливый патриотичный политик, который был застрелен в спину некими политическими оппонентами.
Хотелось бы сказать еще несколько слов о Немцове, потому что регулярно происходят споры: «А что он сделал? А в Новгородской области?..» Вот, если позволите, маленький кусочек. Это из мемуаров сравнительно уже нового времени – поймете с кем:
«Я с ним познакомился впервые летом 1990 года, когда принял предложение Бориса Ельцина и стал вице-премьером российского правительства, и ушел из Союзного правительства.
Тогда я готовил ту самую известную программу «500 дней». Вот тогда я с ним и познакомился. Но познакомился я с ним еще и потому, что он был очень яркий. Он был очень яркий, очень свободный, очень энергичный, очень молодой, очень веселый. Поскольку он был очень молод, то был в очень хорошей форме.
Немцов был просто символом эпохи.
И особенность его заключалась в том, что он был совершенно раскованный. В каком-то смысле он был просто символом эпохи. Его манера поведения, его отношение к окружающим, к жизни, к событиям – она абсолютно гармонировала с эпохой. То есть, он был абсолютный ее продукт. И это было настолько притягательно и настолько интересно, что с ним нельзя было не познакомиться. Это был человек, воплощавший в себе все, что тогда происходило. Он был таким же светлым, наполненным воздухом, свободой, ветром. Вот это был Немцов.
После 1991-го года, после Путча он был назначен губернатором Нижегородской области. И это была, как вы легко можете догадаться, не совсем его работа. Нужна была просто помощь, нужен был кто-то, кто будет помогать. Картина, которую я увидел осенью 91-го года, когда приезжал к нему уже в качестве вице-премьера Союзного правительства, которое было сформировано Ельциным и Горбачевым на последнем этапе – она была удручающей. Он сидел в кабинете первого секретаря обкома, и там даже не было никаких людей. Он сидел просто один…
Надо было что-то делать. Не шутки – это миллионная область, там миллионы людей живут, и там останавливались заводы, там останавливался «ГАЗ», там были огромные заводы…
И вдруг он остался ответственный – один. Добрый Борис Николаевич его послал и сказал: Боря, давай. Что «давай»? Что давать? Дать-то нечего. И я просто приехал к нему с несколькими своими коллегами, и мы у него жили там, и занимались всем.
Мы сделали одну вещь, которую даже сегодня интересно обсуждать – мы сделали первый региональный займ. Вы же представьте, что такое 92-й год: деньги уничтожены, никто не знает, что будет… А мы сделали займ. Что мы сделали? Мы купили нефть у соседей в Татарстане, – тогда это называли горюче-смазочными материалами (ГСМ), – и они оказались валютой. Они все время росли в цене, они же все время были нужны. А как их купить? Мы сделали займ. Люди нам доверяли, покупали так называемые «немцовки». Были такие. Там же фабрика Гознака была, и мы на ней выпускали «немцовки». Эти «немцовки» люди покупали, мы брали их деньги, покупали ГСМ, делали резервы, эти резервы росли в цене… Мы сберегали людям деньги. Эти «немцовки» можно было снова обратить, но уже по новым ценам, с учетом инфляции.
Кроме того, там была сделана система социальных индикаторов, по которым мы следили, что происходит с самыми незащищенными слоями. Мы открывали столовые для бедных людей, которые могли туда просто прийти, чтобы не было катастрофы. Еще там были программы, связанные с приватизацией, например. Борис был первым, кто убеждал Ельцина в том, что хочет продать таксопарк в частное пользование. Или, там, грузовые автомобили передать в частное пользование.
Это было еще до ваучеров. Это уже потом ваучеры все испортили, а это были реальные вещи, для людей.
Он был очень силен и очень хорош как губернатор одной из крупнейших областей Российской Федерации. Колоссальные перспективы.
А когда он приехал в Москву, это было уже не то время. Это уже было время интриг, огромной коррупции, это было время продажности, это было время политических манипуляций. Это не 1991-й год и даже не 1992-й. Это был 1997-й – расцвет всего этого…»
Вот примерно, что делал когда-то Борис Немцов. И не были бы у него руки связаны, и был бы он жив, конечно, человек мог сделать очень много.
Ну вопрос с заказчиком, он, конечно, до конца прояснен не будет никогда. Знаете, если с Кеннеди не раскрыли до конца – мало кто верит в Освальда, — то чем же мы в конце концов хуже Америки? Но, понимаете ли, не имеет принципиального значения, заказал ли его шофер одного из должностных лиц Чечни или его заказало другое, более или менее, или самое высокое должностное лицо Чечни; или этот заказ шел непосредственно из Москвы, и каков был уровень этого заказа – от средневысокого до самого высокого – в сущности это всё не имеет значения. Во-первых, потому что результат один, во-вторых, потому что вектор движения, вектор действий один.
Есть мнение, что Путин был в ярости, когда узнал о произошедшем, что этого не хотел и не желал; что это было сделано без его ведома и вопреки его желанию. В это можно поверить. В наше время всему можно поверить. А можно поверить тому, что — наоборот. Нам никто не доложит.
Но, видите ли, существует, как выражаются любители изящных исследовательских текстов, особенно в искусствоведении, психологическая партитура роли, существует психологический рисунок последствий. Если произошло убийство крупного политика, человека, который был вице-премьером, который был знаменит на всю страну – крупный политик, кто спорит? – что делает власть? Власть его не заказывала, власть его не убивала. Власть проводит торжественный похороны и высшие лица в этой власти произносят речи на похоронном митинге о том, что враги и убийцы не уйдут от наказания, о том, что «мы будем достойны светлой памяти, о том, что мы все вместе – позиция, оппозиция, левые правые, а все равно это наша страна – к плечу плечо вместе пойдем вперед!» Ничего подобного, к сожалению, не происходило! И вот это отсутствие чего-то подобного есть запах вины, есть запах желания дистанцироваться целиком от этого человека и от всей этой истории.
Вместо того, чтобы в годовщину смерти Немцова переименовать Большой Замоскворецкий мост в Немцов мост – он все-таки будет так называться раньше или позже, это понятно – склонить головы, помолчать 10 секунд и положить гвоздичку – ничего подобного сделано не было! Это означает: «Его убили, мы его не любим: и живым не любили и мертвым не любим, и память его не любим. И не хотим, чтобы вы об этом слишком много помнили». Поэтому регулярно некие должностные лица в системе муниципалитете дают распоряжение убрать оттуда все цветы, фотографии, которые потом приносят опять и этот цикл повторяется. То есть атмосфера однозначная. И то, что он был нежелаемой фигурой – и убили – ну что ж, он того не заслуживал все-таки, как справедливо сказал президент. Он, и то сказать, большего заслуживал. Но атмосфера общегосударственной вины – да она смотрится ясно, как джин, который вылез из бутылки и виден лучше, чем реальные фигуры. Это все понятно, что касается покойного Бориса Немцова.
Есть ряд вопросов заданных: «А почему это там были Яшин с Касьяновым отдельно, Навальный отдельно, кто-то еще отдельно? То есть, почему все тянут в разные стороны?» Затрудняюсь сказать, почему все тянут в разные стороны. Потому что – говорили мы неоднократно – договороспособность с любыми партнерами и союзниками, с любыми попутчиками, с кем по пути хоть один шаг в политике – это необходимое качество политика. Владимир Ильич Ленин понимал это хорошо — политик настоящий, жесткий, циничный, целеустремленный, знающий, что в политике за все одна цена – любая; что коммунисту по пути хоть с чертом, если они могут на один шаг придвинуться к цели. Насчет черта, интересно, куда придвинулись, но, конечно, и «Яблоко» и ПАРНАС, и все на свете должны отбросив абсолютно все распри, ставить на того, кто проходим.
Это, понимаете, как двадцать человек оказываются в тяжелой ситуации – хоть в тайге, хоть в подводной лодке – и у них есть возможность снарядить одеждой, питанием только одного, чтобы один дошел до людей и сказал, что они там все и чтобы их спасли, потому что иначе ничего не будет, все не дойдут, и трое не дойдут, потому что теплой одежды, еды патронов есть на одного. И вот они выбирают того, кто самый выносливый, самый стойкий и вдобавок честный, и всё лучшее отдают ему. Ну, это естественно, потому что иначе – как выжить? Люди так всегда и выживали.
В политике абсолютно то же самое. И, к сожалению — возвращаясь еще раз, — когда происходили выборы Навального в мэры Москвы и когда вдруг запахло тем, что кажется это «животное» оказалось не козликом, а с тигриными полосками, и кажется, оно вылезло из-за загородки и может набрать слишком много голосов, абсолютно всем оппозиционным партиям, разумеется, нужно было голосовать за Навального, а потом разберемся, потому что или этот или никто. И тут начались вдруг распри. Он, понимаете, проявляет фашистские взгляды, у него националистические наклонности, он то, он сё. Ну, пожалуйста, вот вам господин Собянин, ради бога! Так ничего не получится.
Если политики не смогут договориться и не будут все вместе, значит, будем лаптем щи хлебать.
Кроме то того что в партии у нас не дураки сидят: «На Солнце полетите ночью». Точно так же и сейчас. Где у нас коммунист Удальцов? За решеткой. Где у нас националист Белов? За решеткой. Он был, понимаете ли, председателем движения против нелегальной эмиграции. А вы что, за нелегальную эмиграцию, что ли? Но, так или иначе, любые националистические элементы, любые люди, которые проявляют склонность к каким-то решительным мерам типа «Правого сектора» — проклятого, запрещенного – на Майдане – их вообще не должно быть. Они должны быть изолированы где-нибудь там, в местах лишения лучше всего. Вот то, что происходит сейчас. Поэтому или все вместе или никто.
Если политики не смогут договориться и не будут все вместе, ну хорошо, значит, будем лаптем щи хлебать, значит, будем.
Что там у нас, с 1 апреля акциз на бензин повышается почти до двух с полтиной? Это означает рост цен по всему полю, это означает, что нужно выкручивать из населения все деньги, не думая о том, что нужно повышать, вообще, производительность труда, количество занятых, создавать рабочие места – это сказал умный человек. Да забудьте вы про малый бизнес – дайте ему жить! Не забудут. С каждого, с кого можно состричь хоть что-то, будут состригать пока всё не накроется большим медным чемоданом. Вот то, что у нас приходит в связи с этим.
И да, конечно, вопросы в связи со словами Кадырова, вполне достойными, что, в общем, «я на этому посту уже немного и устал; у нас работа командная, заменить меня может любой из команды, так что я приеду к президенту – будет распоряжение продолжать трудиться – буду, а нет – так уйду и буду хоть солдатом, хоть чернорабочим, хоть кем».
В связи с этим задаются вопросы, которые можно разделить на три варианта. Вариант первый: типа Ивана Грозного, то есть такая лжеотставка: «Ну-ка посмотрим, кто будет радоваться моей отставке, а когда я не отставлюсь, то мы посмотрим, кто проявил недостаток восторженного рвения в поддержании главы чеченской вертикали власти». Первый вариант нельзя исключать.
Второй вариант: поскольку ни для кого не секрет, что имеются определенные трения между правительством Чечни, возглавляемым Рамзаном Кадыровым и руководством некоторых силовых ведомств Российской Федерации, то, возможно, силовые ведомства пытаются настоять на том, чтобы убрать с этого поста Кадырова, дабы у них, и федеральных силовых ведомств было больше власти в Чечне, каковой власти они сейчас в Чечне практически не имеют. Есть такой второй вариант.
Вариант третий представляется очень маловероятным: власть иногда надо освежать. Да где надо, а где не надо: трон не сломается.
Самый печальный и тревожный был бы вариант четвертый — это все домыслы писателя-фантаста, как вы понимаете; мне не докладывают, у меня аналитического отдела нет, информационного тоже — вовремя соскочить. Как была шутка во время Отечественной войны: «Главное в профессии пулеметчика – вовремя смыться». Потому что, если корабль идет ко дну, если денежные потоки грозят иссякнуть, если дело идет к развалу, и если, не приведи боже, поступит приказ исполнять свой долг, подавляя проклятых майданщинков, проклятых оппозиционеров, которые смутили народ, вывели на площади и так далее – это значит, что преданная чеченская гвардия будет подавлять любой бунт, любой Майдан, которые может принять теоретически какие-то неограниченные размеры. Недаром все эти законы: можно стрелять в толпу; если по женщине не видно, что она беременная – тоже можно и так далее.
Вопрос: Оно нафига разумному человеку нужно – ставить себя в такую, исторически неблагодарную и, вообще, опасную, какую-то скверноватую ситуацию? Вы знаете, у любого сильного человека отрыт запасной окоп: у кого во Франции, у кого в Майями, у кого в Новой Зеландии – чудное место, у кого в Арабских Эмиратах – там тоже тепло и хорошо. Там припрятана кое-какая копейка на черный день. Семью там можно поселить, кого-то из личных друзей, ну, естественно, охрана какая-то минимальная. И жить там тихо-спокойно достойным частным лицом, занимаясь бизнесом, и не влезая ни в какую кровавую кашу. Потому что тот, кто с 16-ти лет бегал по горам с автоматом, когда началась чеченская война, знаете, тому к сорока годам эта кровавая каша по ноздри, в общем-то, надоела, на самом деле, уже хочется пожить тихо. Такой вариант тоже не исключен. И такой вариант – это будет индикатором того, что положение вовсе даже какое-то нехорошее.
Так что через месяц мы посмотрим. Вероятнее Рамзан Ахматович останется на своем посту, а вот, если нет – каждый день мы можем узнать что-нибудь новое.
Вот еще хотелось бы добавить – у нас еще 7 минут первой половины – сейчас о положении в России. Война в Сирии. Непонятно, что в Донбассе, о чем стараются не писать. Не очень легкая ситуация в Крыму. Непонятно, что дальше. И напоминаем мы себе Михаила Самуэлевича Паниковского: «Никто нас не любит». Ну это печально, знаете ли, когда никто нас не любит – такая жесткая фрустрация, потому что хочется быть любимыми.
Несколько лет назад, я думаю, к нашему общему, — а может быть, только 14-процентному — великому сожалению, президент совершил, на мой личный взгляд, необратимый шаг. Вот как Россия приняла участие в «революции достоинства» на Майдане – вот это все явилось необратимым шагом. Почему – потому что в течение 70 лет Россия существовала в форме Советского Союза. Господствующей идеологией Советского Союза была доктрина мирового коммунизма; и даже, когда в последние 15 лет существования Союза, в нее уже никто не верил, но официально она оставалась.
Это была официальная идеологическая установка. Из нее проистекали вполне материальные вещи, а именно: помощь любым режимам – партизанским, бандитским, псевдосоциалистическим,— который заявляли, что они борются против – особенно американцев, — которые за свободу, которые готовы пойти по нашему пути. Они получали оружие, боеприпасы, деньги, продовольствие, формы. Их бойцов, командиров обучали в школах и лагерях на территории Советского Союза. Ну, потому что мы на пути к мировому коммунизму. Потом они нас обычно дружно посылали нафиг, но, тем не менее – ну как же! – мы были за мировой коммунизм.
И вот Советский Союз прекратил свое существование, и вместе с ним исчезла доктрина. И люди, которые стояли во главе коммунистического движения, стали во главе воровского движения, приватизируя все, что было сделано в стране. Произошло такое перерождение партийной элиты, вы понимаете. Но это означает, что в России в форме уже постсоветской России не осталось никакой причины проводить или планировать, или вчеканивать какую бы то ни было мировую экспансию. Мы сказали, что теперь мы – нормальные, мы – как все; мы с этим наследием Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина покончили, мы хотим просто нормально жить. Нам сказали: «Какая радость! То есть прекрасно! Приходите и живите с нами, мы вам поможем: мы вам дадим денег, мы вам дадим займы».
Но, разумеется, в Международном валютном фонде сидели жулики, которых нельзя посадить, потому что там воруют умело на высшем уровне. Они тебе дадут денег, потом поставят в долговую кабалу надолго. И вообще, вы знаете, когда бизнесмен пожимает тебе руки – пересчитай потом, сколько пальцев у тебя на руке осталось – это странная поговорка, как-то мы уже это поминали. Но в общем и целом: «Дорогие, приходите в «большую двадцатку», приходите в «большую семерку» — она стала «восьмеркой». Вот вам деньги на то, чтобы подняться. Вот вам 20 миллиардов долларов помощи, вот вам фонд Сороса», — книги которого – книги российских авторов, изданные этим фондом в России, сжигали недавно.
В МВФ сидели жулики, которых нельзя посадить, потому что там воруют умело на высшем уровне.
Все было хорошо. И вдруг опять конфронтация. Почему? Никаких идеологических причин больше нет. Теперь выдвигается причина другая: А они всегда Россию не любили. Это неправда. В какие бы войны в Европе не ввязывалась, у нее всегда одни европейские государства были союзниками, а другие противниками. Вот любую войну, которую вы возьмете, начиная с Петра I. Единственное исключение – это Крымская война. Но в Крымскую войну слишком глубоко хотели шагнуть. Дело там не только в проливах и в Турции, дело там во всех Балканах. Россия хотела больше, Англия с Францией решили, что это чересчур. Бывает. Это единственный случай.
Так вот, если Россия избавилась от наследия коммунизма, избавилась от коммунистической доктрины, но по-прежнему выдвигает некие планы экспансии, потому что она имеет право – думать надо было тогда, когда подписывали договор в Беловежской пуще. Думать надо было тогда, когда подписывали Будапештский договор, думать нужно было тогда, когда гарантировали Украине полную независимость, неприкосновенность, священность территории и так далее.
Но, если вот так вот – дело в том, что теперь России – вот, в чем страшное горе – никто никогда не поверит. Ресурс доверия ушел в минус. Репутация наша работает против нас на так называемой международной арене. Вот это совершенно страшно. Вот все эти вопросы можно было решить гораздо иначе, дешевле, легче и приятней.
Кроме того, я говорю, что если посмотреть, сколько мы потеряли денег вследствие всего российско-украинского конфликта – выразимся так, обтекаемо – на четверть этих денег можно было купить половину Украины, и были бы счастливы как те, кто брал бы и сумасшедшие взятки, так те, которые получили бы колоссальные материальные воспоможествования на территориях, заселенных в основном русским, русскоязычным населением. Нет, нужно было сделать так. Ну вот теперь тяжело.
С этим связана еще вот какая вещь. Регулярно задается вопрос: «Что вы все про этих европейских мигрантов? Какое нам, вообще, до них дело? Давайте про наше внутреннее положение; хрен с ней, — простите, — с Европой». До перерыва могут сказать, что представьте себе, что вот у нас европейские санкции против нас, и наши контрсанкции: «Вашей европейской жратвы есть не будем, хотя сами с голоду, может, сдохнем». От этого мы терпим большие убытки, и жизнь стала дороже, жизнь стала скуднее.
То есть представьте себе, что Европа превратилась в ответвление всемирного исламского халифата. Представьте себе, что население – все эти французы, итальянцы, немцы – сменились сомалийцами, суринамцами, марокканцами, алжирцами. Представили себе, да? Вот представьте, что прошло несколько десятков лет и стала такая вот Европа. Перерыв на новости и на размышления.
М.Веллер ― Итак, представим себе, что сегодняшней цивилизованной христианской Европы больше нет, а есть иная цивилизация – исламская цивилизация, где основное население этнически – это алжирцы, марокканцы, суринамцы и так далее. Это значит, что, вы оттуда получите какие бы то ни было технологии? Никаких технологий вы не получите. Вы получите оттуда какие бы то ни было высококачественные товары? Ничего вы оттуда не получите. Вы оттуда получите продовольствие? Фига! Это их продовольствие они будут импортировать сами, потому что достаточно переехать границу между Израилем, где на прилавках растет всё, на клочке безводной пустыни, в Египет, в дельту Нила, где вообще нищета какая-то на тех самых лотках, которые поражают тем, что кроме каких-то фруктов земляного цвета, лично я там ничего не видел.
Это означает, что всё – кончились все эти российско-европейские связи. Тонуть начали, потому что нельзя оделять себя от Европы. Ничего не выйдет.
Когда наши ученые физики создавали атомную и водородную бомбы – создавали, — а крал кто, что и откуда? Крали наши сторонники, причем в основном убежденные коммунисты – без денег работали, — которые работали в Англии по большей части, ну и в Америке. Крали эти секреты в первую очередь из Америки. А если неоткуда будет красть? Благосостояние резко уменьшится, тем более, что своя научная база сокращается так, что два раза дунуть – и ее уже не останется.
Вот, что означает для нас конец Европы, чтобы было понятно. А то такое ощущение, что сидят на балконе с другой стороны пропасти и наслаждаются этой картиной. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые… Блажен, но недолго.
Еще было по Немцову: «Почему не встали депутаты, чтобы почтить память?» Я думаю по тому же, почему на митинге памяти Немцова, на шествии было 24 тысячи человек, а не 124, и не 240, и не 480. Именно потому, что кто-то сидит в тюрьме, которые некоторые с Болотной – так и вовсе ни за что: кто-то чем-то замахнулся на полицейского — понимаете, да? — или тогда он еще был милиционером, ОМОНом… я не помню.
Вот ты встанешь – и проявишь нелояльность, и это будет так или иначе, вот прямо или косвенно внесено в твою анкету, в твой карьерный лист. Вот велено не вставать – и не встают. А это, между прочим, власть законодательная главная, избранники народа, которые его представляют и олицетворяют. Вот эта власть не желает думать, вообще, чего бы то ни было хорошего про память Немцова – да ну его нафиг! Так что вы говорите, какая разница кто заказал? Вот персонификация всего этого отношения, как бы эта персонификация не называлась – имя, фамилия уже не играет роли – вот эта персонификация в спину и стреляла. Вот примерно так, что касается Немцова.
И здесь еще один мелкий вопрос. А то мелких много, о всех не скажешь. Данные о численности полиции на 100 тысяч населения – полезные данные. США на 100 тысяч человек – 256 полицейских. Германия – 290. Франция – 356 полицейских на 100 тысяч, а Украина – уже 396, а Россия – 570. И вопрос: Чем можно объяснить такую большую удельную численность полиции? При этом Россия занимает 175 место по физической безопасности граждан.
Может быть, полиция занимается не охраной граждан от преступников, а охраной власти от населения? Ну, отчасти не лишено… отчасти не лишено… Но факт тот, что, знаете, в государстве там много полиции, то иногда говорят «полицейского государство». Мы категорически не желаем думать и считать, что мы живем в полицейском государстве. Это противно, это унизительно, и в конце концов, я надеюсь, что это не так. Но арифметика – наука тошная, как говорил один учитель математики, у которого были проблемы с дикцией.
В связи с этим большой заданный вопрос… там собрано вместе и то, что Д’Артаньян боялся, что Атос не подаст ему руки, и то, что такое культура и так далее.
Так вот, что касается культуры, те самые четыре сотни бродячих определений – одни дополняются, вторые выпадают, третьи входят вновь: Культура в широком смысле слова – это совокупность всего материального и информационного продуктов, произведенных человечеством в течение истории. Вот все это в широком смысле и есть культура. А уже в узком смысле мы можем говорить о культуре как искусстве или о культуре поведения, или о культуре ведения переговоров; или под культурой понимать только некую гуманитарную часть или интеллектуальную ее часть. По большому счету культура – всё вместе. Это к тому, что такое культура. И эта культура самовоспроизводится через передачу от старших к младшим новым поколением всей этой информации. То есть завещается на дом, сад, участок и счет в банке — завещается язык, завещается мировоззрение, завещается ритуал, завещается все то, что сделало человека человеком.
В связи с этой культурой, про «Трех мушкетеров» два слова. Это очень серьезный роман. Это один из самых читаемых романов в мире. Это был один из самых читаемых романов в Советском Союзе, а сейчас в России. Возможно, это самый экранизируемый роман в мировом кинематографе. Статистики не знаю, но количество экранизаций огромно. И до сих пор я не знаю ни одной серьезной литературоведческой критической книги, которая бы анализировала этот роман, поняв законы, по которым он построен и въехав в эту систему законов.
Так вот, когда говорится: Слушайте, собственно, три мушкетера, они же были авантюристы, они были антигосударственные, они были против Ришелье, который во благо Франции…, ради Бекингема, который был, вообще-то, враг и развратник и любовник короля и так далее, — вы знаете, я об этом задумался классе помнится в шестом, когда стал читать роман Вальтера Скотта «Талисман». Пустыня. Вот выжженная, раскаленная солнцем иудейская пустыня, и по ней на вороном коне молчаливо и мрачно едет всадник, закованный в черную броню, склонив копье. Едет себе и едет, и вдруг видит, как из какой-то рощицы выскакивает арабский всадник: одет легче, вместо меча – сабля легкая крива. И наш всадник, опустив забрало, скачет на него…
А я был зануда с детства – такое бывает, — я стал думать. Ребята, я понимаете ли, рос в Забайкалье, а на Маньчжурке в степи летом бывает очень жарко. Если представить себе, что он в черных железных доспехах едет на коне по пустыне, то через час он упадет от теплового удара, потеряет сознание и умрет в сознание не возвращаясь.
Я, знаете, рос в военных гарнизонах, так что проблемы, что солдатам давали подсоленную воду, чтобы жидкость дольше удерживалась в организме – мы эти вещи от отцов усваивали с самого раннего детства. Так вот, совершенно понятно, что не может конный рыцарь, если он еще король, ехать один, потому что ему нужно как минимум человека четыре: два слуги, два оруженосца. Кто его оденет, кто разденет?
На самом деле все вранье. На одном коне он едет, на втором коне везут доспехи, на третьем коне он пойдет в бой – а за ним целый табор с палаткой, с тем, сем. Но это романтические исторические боевики Вальтера Скотта, и довольно глупо подходит к ним с меркой реализма. Тот, кто читал «Мартина Идена», Джека Лондона, который у нас был чемпионом по тиражам в советскую эпоху из всех писателей, не входивших в школьную программу, мог бы заметить фразу: «Разумеется, — сказал Мартин, — всякое искусство совершенно условно». «Как точно он выражает свои мысли», — подумал судья». Так вот, вы же не будете, подойдя к картине, написанной маслом по холсту, тыкать пальцем и говорить: Да все это вранье, это просто написано маслом. В каждом искусстве своя система условностей.
«Три мушкетера» — это романтический приключенческий авантюрный роман, написанный по законам такового. В системе условностей этой литературы в Париже не воняет из сточных канав. В эти канавы утром не выливают из окно ночные горшки, и этих ночных горшков нету вообще. Ни о каких физиологических отправлениях в этой литературе не упоминается. Не упоминается о запахе пота. Не упоминается о том, что они бреются, но редко, а вообще, небритые. Не упоминается, что во рту – половина зубов, а потом еще меньше. Не упоминается об очень многом, потому что каждый герой романтического романа носитель ярко и резко выраженного одного качества. Вот Миледи – это злодейство. Можно объявить ее жертвой эпохи. Ну нищая девушка, некому было заступиться, нет никакого покровителя. Надо же ее понять – это правильно. Но сказал Дюма: злодейка – значит, злодейка! Граф де Ляфер под именем Атоса, записавшийся в королевскую роту мушкетеров – это воплощение благородства. Вот сказал Дюма – значит, благородство.
Тут мы думал с другом в детстве в классе шестом: Как это, вообще – любимую жену взял и сам повесил? Не хрена себе, благородство! У нее клеймо на плече. Да ну и что?! Если она твоя жена, и ты ее любишь и она тебя… Найти плача и повесить, и дело с концом. Дюма работал в иной системе условностей. И вот Атос – это воплощение всех французских королевских, рыцарских, дворянских добродетелей. Он сдержан, он героичен, он благороден, он прям, он не запачкал себя ничем за всю жизнь. Повешенье жены не считается. Ну эпоха была такая.
Таким образом, рукопожатие Атоса – это знак человеческого достоинства, это символ твоей чести. Надо же понимать писателя по тому, как он пишет. Нам когда-то читали на филфаке курс эстетики, не помню уже, честно говоря, кто – ну, помню, но говорить не буду – паршивенько читали. Эстетика — преинтереснейшая дисциплина, но это уже отдельно.
Кстати, об эстетике, кстати, об истории красоты и истории уродства, кстати, об Умберто Эко, покинувшем нас совсем недавно, передаче, где говорили мы о фашизме, о вопросах, в которых сказано: «Что вы там, вообще, насчет фашизма? Лягушке тоже, конечно, позволено квакать на короля или на дерево или на гору… но, тем не менее, лучше бы подумали лучше».
Мы живем в полицейском государстве. Это противно и унизительно.
Товарищи, господа, друзья и не очень. Когда вы берете какой-то перечень качеств и формы, нужно иметь в виду все мировоззрение человека, который это сформулировал. Когда речь идет ни о физике, ни о химии… биология тоже, понимаете, идеологизирована – физика с химией в основном все-таки нет. Но, когда мы говорим о науках социальных, саму научность которых многие ставят под сомнение, то их можно рассматривать только в рамках целостного мировоззрения.
Умберто Эко был европейский ученый и писатель. То есть он из университетской профессуры. Он был левый по мировоззрению. Он представлял мир через призму левого взглядов. В системе этих взглядов в школе не должны ставить отметок, чтобы не травмировать детей – все равны. И такое делается. В системе этих взглядов — когда мальчики играют в футболу – вот класс на класс, школьные эти команды, — то вот есть один, который, вообще-то, может быть, будет играть за сборную Англии, а остальные все по-простому… Вот выиграли 4:0, все 4 забил один. И учительница объясняет: «Это не ты забил, это мы все забили все. Человек не считается».
Это то, что заявлял Обама: «Если вы думаете, что вы создали бизнес – это не вы его создали, это все его создали». То есть умный и дурак, сильный и слабый, талантливый и бездарный, и самое ужасное – трудолюбивый и паразит уравниваются не только в правах, но и в оценках. Вот это взгляды современных левых. И фашизм в этом общем представлении – любое давление государства. Любой закон государства – уже фашизм, потому что он несет в себе тоталитарное начало. Все должны поступать единообразно хоть в чем-то, все не должны преступать хоть какой-то запрет – а это само по себе уже фашистское начало. Вот это фашизм в современном широком представлении. То есть, если вы традиционалист – это уже фашизм, потому что все взгляды равноправны.
Но когда Умберто Эко – ну посудите саами – одним из 14-ти признаков фашизма ставит — что «он любит ласкать пистолет, потому что это фаллическая символика». Пистолет, вообще-то, сравнительно новое изобретение. И когда в 17-м веке у кавалерии были две седельных пистолета, каждый по 50 сантиметров длиной – его особенно не поласкаешь и на поясе его никто не носил. То есть пистолет, как мы представляем, появился на рубеже 20-го века и не раньше. Вопрос: Если ур-фашизм вечен, то почему пистолет сейчас?.. Кроме того за последние 20 лет все эти красивые плавные, округлые формы, они отошли. Потому что лучшие в мире Баярды, Глоки и так далее – они штампуются из легкого композита, они квадратные, угловатые, они совершенно некрасивые, в них нет ничего эстетичного и эротичного: какие-то противные квадратные обломки. Ну нельзя же относиться этому всерьез, друзья мои! Потому что, если говорить реально о том, что такое, вообще, фашизм – я тут, знаете ли, даже, простите, немного написал.
То есть первое. Это тоталитарная форма правления. Второе – это тоталитарная идеология. Третье – это подавление любого инакомыслия. Далее – это культ силы и агрессии. Далее – это шовинизм – шовинизм биологический, культурный, политический, военно-технический. Далее: дисциплина мнений, поведения; подчинение сверху вниз; милитаризация государства и общества; эстетизация идеологии через форму одежды и ритуалы, которые подчеркивают грозность, смертоносность, силу, красоту смерти, беспощадную жестокость и так далее. Вот примерно это мы понимаем под фашизмом, поскольку значение слова весьма размыто.
Но есть ценности абсолютно вечные, именно: подчинение авторитету старших и начальствующих, как родителей, так и руководства. Да это бывало всегда и у разных людей. Вера в провозглашаемые ценности как семьи, так государства и следование этим ценностям. При чем здесь фашизм?
Законопослушание, лояльность, внутригосударственный конформизм. Внутригосударственный конформизм – еще не есть фашизм. Этак все послушные будут объявлены фашистами.
Воспитание взаимопомощи, дружбы, единства, чувства братства промеж своими согражданами. Да, фашизм об этом тоже говорил, ну и что? Я говорю, если фашист чистит зубы, то что, чистка зубов – это фашизм? Надо же немного понимать, о чем мы говорим и что мы подразумеваем под фашизмом. Потому что гордость своей страной, историей и культурой, народом, достижениями и любовь к ним, то есть нормальный патриотизм – это вовсе даже не есть фашизм.
Но современные левые утверждают иное – что страны – всё это условно, границы – всё это условно. Какая традиционная крепкая семья, о чем вы говорит!? Все формы сексуальных отношений равны. Любое начальство мерзавство. Вы знаете, что это получается? Это получается, что современная леволиберальная демократическая идеология отрицает структурирование социума вообще. Её идеал – это анархо-коммунистическая аморфность, где все равны всем, и нужно бы, которые работают больше – у них отобрать и дать тем, у которых меньше, пусть даже они меньше работают. Если человек родился ленивым, он тоже в этом не виноват.
Так что не верьте вы этому всему и думайте, как нужно жить. Потому что, разумеется, мы за гендерное равноправие, и никто меня не убедит, что женщина, которая выдергивает штангу в тяжелом женском весе – это уродливо и противоестественно, и не для того природа женщину создала. Видите ли, когда заставили уйти профессора за то, что он 40 лет в своем университете проверял IQ, и у него получилось на статистике 100 тысяч исследований – 100 тысяч тестов, — что в среднем у студентов IQ было выше на три пункта, чем у студенток. Убрать к чертовой матери такого сексо-расиста! То есть это правда, но ее не должно быть.
Таким образом, сегодняшняя политкорректность – а только в рамках этой политкорректности нам и впаривают эти 14 пунктов, светлой памяти Умберто Эко — политкорректность превратилась в религию, беспрекословную религию. И если эта религия сталкивается с объективной научной истиной, она объективную научную истину объявляет пороком или преступлением. Вот что мы имеем сегодня на самом деле.
Так что вы с фашизмом немного поосторожнее, потому что на самом деле все выглядит решительно не так. Потому что, если агрессия – это фашизм, то почитайте Конрада Лоренса «Необходимое зло» — первое родное название знаменитого и замечательного труда – что агрессия точно так же человеку свойственна. Если же мы представим себе мир, из которого искоренили неким образом 14 признаков ур-фашизма по Умберто Эко, этого стерилизованного мира не может существовать, ибо это не соответствует ни энергетике человека, ни социальному инстинкту человека, ни принципам самопостроения социума, ни человеческим инстинктам, которые можно, конечно, уродовать, но ничего хорошего из этого не выйдет.
Сегодняшняя политкорректность превратилась беспрекословную религию.
И когда объясняют, что женщины имеют право – вот три женщины американские, экипаж подводной лодки. Матросики – вот, сволочи! – они поставили видеокамеры в туалете и душевой и за ними подглядывают. Наказать! А что вы хотите? Им на круг по 25 лет, а они по четыре месяца не видят женщину – вы хотите у них начисто подавить этот сексуальный инстинкт? А это аспект вообще жизненного инстинкта — инстинкта выживания. А согласно всем законам психология, если человек чего-то хочет и видит искушение под носом и не получает, у него снижается работоспособность, у него снижается внимание, у него снижаются умственные качества. Это не реклама, не пропаганда. Это давным-давно научно доказанный, известный психологам факт, который противоречит теории гендерного равноправия.
Вот, понимаете, что мы имеем с этих фашизмов и этих выкладок.
Я все-таки попробую ответить еще на несколько вопросов, хотя иногда вопросы бывают чудовищные, но иногда бывают, знаете, очень интересные.
Ну, конечно же, вопрос… Обязательно надо поливать. Если человека не поливать, он может зазнаться: «После истории с Сергеем Корзуном, Вячеславом Мальцевым, тем более, с Лией Ахеджаковой я вам больше никогда не поверю. Вообще, что случилось?» Ничего не случилось. То есть я всегда относился и продолжаю относится к Сергею Львовичу Корзуну. Промеж нами никогда ничего не пробегало. Единственное, что было – он пригласил меня на Онлайн-телевидение. А поскольку там маленькая студия и операторы ходили друг к другу шепотом переговаривали во время передачи, то с третьего раза я сказал, что так, вообще, работать невозможно, потому что когда проходят под носом, то воля ваша – меня это сбивает, работать не могу; всем приношу извинения. Мы расстались, принося извинения друг другу. Я говорил, что виноват я, а он говорил, что виноват он.
Вячеслав Мальцев. Я повторяю: когда я 23 часа сидел в аэропорту, не давал погоду Саратов, то прилетел я где-то без пяти шесть в Саратов, в сем часов был уже концерт. После чего меня накормили принимающие ужином, после чего я наконец потерял сознание. Я не знаю, кто упомянутый Вячеслав Мальцев. Возможно, он замечательный и чудесный, но я о нем не слышал, ничего не знаю, никто ничего не говорил. Так что ничего не случилось.
Что касается Ахеджаковой – абсолютно ничего не было никак. То есть если в какой-то глупой голове с какими-то мерзкими представлениями о жизни пришло вдруг в голову, и она там у себя написала где-то в интернете, что Веллер в его возрасте с его книжками решил заделаться пранкером и со своего телефона организовать звонки, чтобы троллить людей; таким образом, автор этого всего отмазывает пресс-службу Рамзана Кадырова, который не при чем, «Апостол» Тины Канделаки, которая не при чем. Все это совершеннейшая ахинея. Нельзя никогда обращать ни малейшего внимания. То есть пытаются пнуть – ну, значит, еще замечают.
Да, к сожалению, больше мы уже ничего не можем. Про акциз на бензин мы уже сказали. У нас остались последние десять секунд. Тренер по боксу кричит в этом случае: «Концовочка!» — «Где грань между историей и политикой?» Нет, и никогда не было. История это ретро-политика, о чем мы поговорим следующий раз. Всего доброго, хорошей недели!
Оставьте первый коментарий