В эфире программы «Подумать только…»

И, поскольку просили называть какие-то книжки для чтения, мы начнем с пары китайских книжек, потому как событие одно из последних хронологический: завершился двухдневный визит президента Путина в Китай.

М.Веллер― Добрый день. Воскресенье. 17-05. «Подумать только…». Михаил Веллер. И, поскольку просили называть какие-то книжки для чтения, мы начнем с пары китайских книжек, потому как событие одно из последних хронологический: завершился двухдневный визит президента Путина в Китай. Результатом этого двухдневного визита стало подписание ряда документов в количестве приблизительно 30-ти штук относительно разных форм, видов и фактов экономического сотрудничества.

Насколько можно понять, самая крупная из заключенных сделок, это подписание между «Газпромом» и фирмой – забыл, как называется, на букву «С» простите великодушно – китайской: соглашение о предварительном проектировании большого газонефтехимического комплекса в Восточной Сибири по разделению и переработке так называемого жирного газа, и так далее.

Это все очень хорошо, хотя от соглашения до предварительного проектирования, от предварительного до окончательного, и от окончательного до постройки, от постройки до прибыли… Но дело сейчас не об этом, потому что встает вопрос. Сотрудничество всегда хорошо. В сотрудничестве надо понять: а выгода в чем? Потому что это наш газ, да и нефть там тоже наша. И территория тоже наша. У нас есть много территорий, у нас есть люди, в том числе, и не занятые. Есть хорошие головы, есть хорошие рабочие руки, есть хорошие мозги. И есть сотни миллиардов долларов, которые законсервированы за границей, то есть это омертвленный капитал.

Международное сотрудничество, как и любое, должно быть взаимовыгодным

Возникает вопрос: А зачем нам Китай для строительства этого комбината? Международное сотрудничество, как и любое, должно быть взаимовыгодным. Взаимовыгодное – это означает, когда России где-то строит атомную станцию, прикладываются куда-то свои мозги, свои технологии, они продаются за деньги. Это поднимает собственную экономику, собственные технологии. Там получают станцию, а здесь мы еще получаем деньги – это понятно. Когда продается куда-то оружие – тоже понятно. Когда, допустим, в Индии строится завод по сборке российских истребителей МИГ – тоже все понятно: мы строим этот завод, мы получаем за это деньги, это наша база продажи оружия, условно говоря, наши специалисты, наша прибыль.

Зачем нам китайцы для этого комбината? Я не знаю, мне не докладывали. Мне соглашения и проекты договоров никто не предъявлял, но мысль, которая возникает, это: Когда китайцы дадут денег – а если не дадут денег, то что они дадут? – то от этих денег можно будет что-то отрулить на свой карман, потому что, в принципе, российский бизнесмен – а вся элита у нас занята бизнесом, в том числе и политическая – бизнесмен рассматривает иностранца как лоха, который существует для того, чтобы быть обутым в России.

Поэтому мне не очень понятно, такая форма сотрудничества с Китаем, зато просочились интересные сведения о сотрудничестве на Курильских островах, которые де-юре – в прессу просочились – останутся, разумеется, российскими, но там будет совместное сельское хозяйство. Что такое совместное, я не понимаю, потому что не имеют никакой информации о российском сельском хозяйстве на Южных Курилах. Ну, климат, знаете, и вообще, как-то так… То есть, если мы оставим за собой все командные высоты, а японцы будут хозяйствовать…, то там уже, по-моему, ребята от радости потирают руки — из российской администрации – как они «узкоглазых» будут опять же обувать. Может быть, я не прав, но это интересно, потому что в правовом отношении, если это российская юрисдикция, японцы будут достаточно беспомощны – пусть работают. Возможно, я злословлю, может быть, все будет наоборот. Надеемся, что из этого выйдет польза.

Так вот, возвращаясь к литературе. Жил был древнекитайский и всему миру хрестоматийно известный мудрец, законодатель, философ Конфуций. Это Конфуцию принадлежит вроде бы — 5-й век до нашей эры; многие пытаются приписывать себе, чуть не все религии – то самое золотое правило морали: «Никогда не делай другому того, чего не хочешь быть сделанным по отношению к себе». Кроме Конфуция практически в то же время жил знаменитый мудрец Лао-Цзы, тот самый, который написал книгу о Дао. Вот понятие Дао очень характерно, оно очень важно. И здесь мы не нем немножко остановимся. Потому что, если в европейской традиции берется факт и рассматривается факт, вот берется последовательность фактов. Европейской мысли свойственна определенная конкретность: вот здесь и сейчас. В китайской философской традиции, в китайском мышлении все выглядит совершенно иначе, потому что Дао – это не только путь. Дао – это не только, выражаясь современным языком – эволюция Вселенного; Дао – это одновременно процесс, это жизнь в ее непрерывном течение; это движение от рождения до смерти; это существование всего, чего угодно во времени и, если придется, то в пространстве.

Что из этого следует? Из этого следует еще одна книжка, уже совершенно европейская, гораздо менее сложная. Потому что осталось очень мало письменного наследия и от Лао-Цзы и Конфуция, читать надо всё до чрезвычайности медленно. Дело не в том, чтобы прочитать, а в том, чтобы осмыслить. Вот есть еще одна книжка, которую можно также рекомендовать, хотя весомость, конечно, ее несравнима с двумя названными мудрецами.

Это книга, автор которой однажды сказал – это интересно соотносится с древнегреческой диалектикой и вообще диалектикой, и тем самым китайским взглядом на жизнь и на мир: «Признаком первоклассных мозгов является способность держать в голове две взаимоисключающих мысли одновременно, не теряя при этом способности думать» — это и называется диалектика. Сказал это Фрэнсис Скотт Фитцджеральд, книгу которого «Великий Гэтсби» вполне можно рекомендовать кому угодно.

В этой прекрасной книге есть только одна, конечно же, психологическая неточность. Человек, который поднялся снизу и сделал сам себя, и стал в ревущие двадцатые таким крутым бутлегером, что построил себе замок, в котором принимал богачей, такой человек не может быть слабым человеком. У него должны быть зубы, как у саблезубого тигра. И если такому человеку попадется какой-то наследственный богач, который женился на его девушке, то этот наследственный богач будет перемолот как мышь челюстями кота. Ну, а у Фитцджеральда немного наоборот: он бедный всю жизнь комплексовал, поэтому он не был ни богачом, ни бутлегером, а был только писателем.

Так вот, об этих двух взаимоисключающих мыслях одновременно. В этом, собственно, и заключается вся диалектика. Эту диалектику на Востоке всегда воспринимали как нечто само собой разумеющееся. Ну, «всегда» – это мы возьмем, допустим, с середины первого тысячелетия до нашей эры. У греков разброс мыслей был несравненно больше. Мы никогда не узнаем, какие культуры вобрали в себя древние греки, что они взяли от Египта, что от Двуречья, что от Минойской культуры. Памятники утеряны. А мудрецов было много, культуры были древние.

Так вот, когда Гераклит сказал – это каждый может повторять себе часто – что «любая вещь противоречива внутри себя самой, и это противоречие является залогом и источником ее развития», то Гераклит и заложил уже всю диалектику. Это означает, что, когда задается вопрос, допустим: «Так вы либерал или консерватор?» — этикетки нужно наклеивать на банки в кладовке, чтобы не перепутать варенье с соленьем – там все однозначно.

Всё устройство мира – кстати, о Китае, кстати, до договорах – политическое устройство мира находится между двумя крайностями. Крайность одна – абсолютно тоталитаризм. Где султан просыпается утром и без его повеления никто ни смеет ноги спустить с кровати. На завтрак едят то, что он сказал. Ходят строем исключительно. Своего мнения нет. Берут бумажки, которые им рассовали в почтовые ящики и читают, что нужно говорить. Вот это абсолютно тоталитарный слой, который, конечно, невозможен в такой форме. Господь Бог не может с утра расписывать, какой гусенице на какой ветке быть съеденной какой птичкой в какую секунду. Это абсолютно понятно.

Между абсолютным тоталитаризмом и абсолютной анархией и существуют любые формы государственности

Другая противоположность – абсолютно анархия. Анархия – не пьяные матросы в горжетках и под кокаином, а анархия как строй, которым занимался анархизм как научное учение, то есть каждый делает, чего он хочет, но все-таки соотносится со своими соседями, чтобы никому не вредить. Вот они сообща решают, что делать, а вообще, каждый абсолютно свободен: хочет — работает, хочет – не работает, хочет живет здесь, хочет – там. И никто ему не указ, никто ему не начальство. Никакого государства не существует. Чего-то надо сообща – ну, договорились – решили. Сделали – всё, опять никакого начальства даже выборного. Этот срой хорош всем, кроме одного: она абсолютно нереализуем, он не соотносится с психологическим устройством человека как такового. Психология, знаете, базируется на физиологии. Здесь, все-таки да, базис определяет надстройку в человеке.

Так вот, между абсолютным тоталитаризмом и абсолютной анархией и существуют любые формы государственности, поэтому нельзя говорить: нужно быть либералом или нужно быть консерватором, так же как в синем автомобиле нельзя всегда рулить налево или нельзя всегда рулить направо. Нужно смотреть, что за дорога, куда едешь и куда тебе нужно: налево – направо? Жизнь такая. Нельзя говорить, что человек должен есть – из этого следует, что кормить-кормить-кормить, пока не сдохнет от ожирения сердца. Вы знаете, нет. Потому что вопрос: «Ты за что, чтобы человека кормить или не кормить?» Что за кретинизм? Если его не кормить, он сдохнет от голода. Если его кормить беспрерывно, то он сдохнет от другого. То есть кормить, но в меру. Мера! Но люди, в общем, это всегда знали, кто не идиоты. Мера консерватизма и мера либерализма. Мера «налево» и мера «направо». И даже добро и зло должно сочетаться в определенной мере, иначе ничего не получится. Хотя разговоры об этих категориях – это уже разговор отдельный.

Так вот, это насчет того, что лучше консерваторы или либералы. А это зависит от обстоятельств. То есть вот вам большой прогулочный лайнер. Хочешь – иди на обед, не хочешь – не иди. Хочешь – загорай, не хочешь – не загорай. Хочешь – гуляй по палубе, хочешь – спи в каюте или нажирайся в хлам в баре. Полная свобода.

Когда корабль начинает тонуть не дай бог, когда на корабле начинается паника, то капитан выступает как абсолютный диктатор, и мнение его беспрекословно исполняется. И оружие на борту полагалось по всем морским законам на самых мирных пассажирских судах хотя бы ему одному: у капитана всегда лежал пистолет в сейфе. Потому что, если начнется паника и озверевшие мужчины начнут выкидывать за борт женщин и детей и с ножами рваться к шлюпкам – а таких случае много было в истории морских кораблекрушений – то отвечать будет капитан; капитан отвечает за все. И тогда капитан пристрелит двоих-троих паникеров, предводителей толпы, сминающей все и остановит панику – капитан будет абсолютно прав, пристрелив их. Это от него и требуется. Вот и говорите, что такое гуманизм и что такое тоталитаризм. Каждому времени – свое.

Итак, у нас сегодня, к сожалению, неполадки. Давайте музыкальную заставку, сейчас будем разбираться, в чем у нас неполадки в студии. Это иногда бывает. Прошу заставку.

М.Веллер― Итак, я еще раз приношу свои глубочайшие извинения из-за технической накладки, которые случаются иногда по необъяснимым совершенно причинам. Так что теперь передача пройдет в насколько сокращенном формате. С другой стороны, может быть, легче можно будет усвоить весь этот материал, который я в нее попытаюсь втиснуть.

Мы говорили о том, что нельзя все время налево или все время направо, ибо во всем следует соблюдать меру. Не существует чистых либералов, чистых консерваторов, или чистых демократов, потому что всегда любое политическое состояние, любые политические взгляды состоят из смести одного, другого и третьего. Все дело в мере, все дело в пропорции.

Таким образом, главный момент сегодняшней политкорректности, сегодняшних разговоров, сегодняшней морали Евросоюза, который сегодня в центре внимания, пострадавший от выхода Британии – это права человека. Некоторые думают, что права человека изобрели в 20-м веке, некоторые – что во времена Французской революции. Да нет, в общем-то, если брать письменные источники, если брать теорию, то о правах личности говорили уже Аристотель и Платон. А в общем и целом, к сожалению, юридическая наука российская, советская и постсоветская здесь находятся в достаточно дремучем состоянии, ибо определения чудовищны, и понять что бы то ни было чрезвычайно трудно. Это вопрос и так противоречивый. Разные авторитеты придерживаются разных точек зрения.

В двух словах и по-простому. Существует естественное право. Естественное право – это необходимые потребности человек от его рождения. Это надобность удовлетворять свои потребности, каковые есть необходимы для существования, продления жизни и рода. То есть это: право на жить, право на личную неприкосновенность, право на питье и пищу, право на одежду, жилище, шире – на частную собственность, какой-то инструментарий; право на семью, то есть на свой очаг, право на размножение и продление рода. Ну вот, в общем-то, и все основные права.

Заметьте, эти права в той или иной форме существуют у всех стайных животных. В стае волков у каждого есть свои права. Об этом Киплинг чудесно писал когда-то в «Книге джунглей». В собачьей стае у каждой свои права. В стае обезьян у каждого особи свои права. Они не равные, но каждый имеет право на какой-то кусок, каждый имеет право на защиту в стае, каждые имеет право на какую-то лежку, на какое-то место для ночлега, каждый имеет право жить.

Вот это право есть, это право может рассматриваться как совершенное согласие окружающих, что нужно вот этому дать. Сильный берет больше кусок, слабый берет меньший, но не так вовсе, чтобы слабы подыхал с голоду. Скажем, в стаде моржей старик-секач кроет всех самок, а молодые самцы остаются без самок. Право у них есть, но о ни могут его реализовать исключительно в порядке конкуренции, когда кто-то из них наберет силу, сразится со старым секачом, вытеснит его – и тогда от отвоюет свое право самому держать весь гарем самок. То есть права естественные, они есть всегда. И лишать человека естественных прав, в общем, всегда почиталось… Ну, как же так! Даже, если обратить человек в рабство, то есть лишить его свободы, под что были подбиты у древних греков те естественные основания, что люди от рождения, от природы делятся на свободных и рабов – отдельный разговор, — но все-таки раба нельзя убить, хотя иногда в отдельные периоды кое за что в Древнем Риме было можно; раба все-таки надо как-то кормить, у него должен быть какой-то ночлег – ну, то есть естественное право жить.

Чем более развит социум, чем больше развито государство, тем шире круг прав

Дальше начинается – условно назовем его политическим правом, обычно оно называется позитивным. Чем более развит социум, чем больше развито государство, тем шире круг этих прав. Это начинается: право на труд, право на оплачиваемый отпуск, право на всеобщее бесплатное начальное и среднее образование; право на равный доступ к любым работам и любым образованиям, исходя из равных условий и прочее. Это уже определяется политическим строем и степенью развития экономической формации.

Самое главное здесь что? Что человек существует одновременно как достаточно автономный индивидуум. «Автономный» означает – он будет жить один. Робинзон попал на необитаемый остров и прожил один. Возможно. Правда, сначала он был воспитан социумом. И вот этот индивидуальный человек, который говорит: «Да подите вы все подальше! Я Робинзон Крузо, Я Чайн Гарольд. Я хочу жить один».

И социальное право. Потому что вне социума человек не существует, и социальное право, которое рассматривается личностью, как обязанность – это тоже самое право личности только косвенное и отложенное. То есть личность может заявить: «В армию не пойду. Я имею право на свободу». Если никто не пойдет в армию, не будет армии, твой социум будет завоеван другим, и неизвестно, как ты будешь жить. То есть тебе придется ограничить свое право на свободу — сам не ограничишь, тебе ограничат – для того, чтобы у тебя сохранялись остальные права.

Вот это противоречие совершенно кажущееся – это то самое диалектическое единство, когда твое право и ограничения твоего права, — которые часто называются обязанностями, но это почти одно и то же, — совершенно неразрывно связаны. Потому что принудительный труд по нынешним представлениям совершенно запрещен; человека нельзя к труду принуждать, он свободен, он не раб. Отлично! И каждый сказал: «Я не буду работать. Я имею право ничего не делать. Как хочу – так кормлюсь». В этом случае мгновенно государство развалится, и очень быстро в нем не будет ничего. И в этом случае человек лишается права не работать. В этом случае начинаются законы, карающие за тунеядство и за то, что человек не работает. Ибо так социум существовать не может, а нет социума – нет человека. Без социума человек — человекоподобное животное.

Вот это противоречие по мере развития цивилизации, в частности, с конца, с середины 19-го века все более и более сползало в сторону расширения индивидуальных прав и в сторону сужения прав социальных. Потому что были такие этапы, как, скажем, «Билль о правах» английский – это 17-й век, или Великая американская революция: борьба за освобождение и составление Конституции, близкая по времени Великая французская революция, там также были права личности внимательно прописаны.

А затем, по мере возникновения социализма, со второй половины 19-го века… а затем, начиная с 1948 года, уже была создана Организация объединенных наций, и когда там составили декларацию прав, там были совершенно прекрасные вещи. Но 1948 года – это было иное время, а именно: смертная казнь еще нигде не была отменена, еще во Франции работала гильотина; еще в Англии вешали, еще никто не говорил, что право садиста, детоубийцы на жизнь является священным. Когда говорили о том, что – и это есть в той же самой декларации – что никакой дискриминации ни по полу, ни по расе, ни по религии – всё это абсолютно правильно, — никому тогда не могло прийти в голову, что через полвека – а 48-й – это время бэби-бума, огромная рождаемость в Европе – через полвека Европу постигнет депопуляция, европейские народы начнут стремительно сокращаться, а ислам стремительно поднимется, и в европейских городах радикалы-исламисты буду взрывать европейцев, насиловать их женщин; где 8-9 организованных преступных групп возьмут под себя весь криминальный мир Берлина – это в голову никому не приходило. Европейский мир был другим, ислам был другим, мир весь был другим.

И вот после 1968-го, великого революционного года – год студенческих революций, революций хиппи, движения против войны, движения «Запрещать запрещается», когда вдруг оказалось, что уровень жизни чрезвычайно высок, никто, по-моему, не сказал, не решился, что системный ресурс европейской системы исчерпан, а именно: ей некуда больше развиваться, она уже сделала все, что могла. И молодое поколение – те самые, которые рождались в 48-м, в 68-м вышли на улицы и сказали: «Мы в гробу видали вашу цивилизацию, ваши ценности, ваше всё!». Ну, тут старшие удивились. А дальше, когда шла совершенно справедливая борьба за равенство, когда чернокожие получали равные права с белыми, вдруг маятник перешел в другую сторону, и одновременно при этом… возвращаемся к китайцам. В чем одна из кардинальных, принципиальных ошибок современной политкорректной философии, социологии, юриспруденции?

Вот, возвращаясь к Лао-Цзы, возвращаясь к некоторым основам, по европейски выражаясь, к теории Дао, человек рассматривается как непрерывный процесс изменения существования личности от рождения до смерти. И если этот человек совершил преступление, то весь его путь был, в общем, порочен и привел его к этому преступлению. А тот, кто пресек это преступление, тот был благородный муж в движении своем. И когда они пересеклись в этой точке, и, предположим, благородный муж ликвидировал преступника… нет, ну, хотя даосизм предлагает вообще ни во что не вмешиваться, сидеть на месте, это его отчасти роднит с буддизмом, но, тем не менее, если это произошло, это называется – правильно поступил.

«Ничего подобного, — сказали европейские теоретики, — потому что вот есть убийство. Нас не интересует, что было потом, нас не интересует, что будет после, нас даже мотивы не очень интересуют. Нас интересует, что убивать человека нельзя. Если вот этот человек убил невинного, это ужасно и очень плохо, но мы в свою очередь не можем его убивать. У нас уже везде отменена смертная казнь, потому что, если мы убьем его, то мы ничем не будем от него отличаться». Это злонамеренная ложь, потому что отличаться от него мы будем всем. То есть берется изолированное действие, и весь человек со всей его жизнью, со всей его сущностью сводится к единому поступку чисто формально. То есть продолжая эту логику, человек, который убил врага, захватчика, агрессора, напавшего на его родину, сжегшего его дом, он убил агрессора – и он в этом поступке приравнивается к агрессору, который убил неравную жертву.

Логики это все не выдерживает. И здесь была изобретена очень интересная технология. Вы можете заметить, что когда объясняют современным апологетам политкорректности, что так нельзя, потому что это явно приведет в скором будущем однозначно к трагическим последствиям, контраргументы не выдвигаются. Вместо них выдвигаются оскорбления. Набор оскорблений очень невелик: националист, нацист, расист, фашист. Простите, обозвать можно любого как угодно. А можно ли аргументы? Аргументов нет. И когда говорят: «Простите, а в программе Французского народного фронта, который сейчас возглавляет Марин Ле Пен, что, собственно, плохого?» — ответ: «Они националисты». Нет, простите, называть их можно хоть марсианами, хоть зелеными попугайчиками. Вот конкретно: что плохого? Ответ людей более умных и опытных: «Если они придут к власти, они сократят пространство демократии и ухудшится законодательство и жизнь». А конкретней можно? – «Они считают, что французы выше всех». Вранье, нигде этого не написано. Они говорят о французском гражданстве, а здесь национальность, раса, религия, происхождения не имеют значения. Они говорят, что в первую очередь субсидии, трудоустройство, квартира даются все-таки гражданам, а негражданам, мигрантам — уже во вторую очередь. Представляется это естественным для любой страны. Вот такова форма дискуссии.

И, когда говорят о правах человек, да конечно, права. Есть ли права у того, кто изнасиловал и убил ребенка. Обязательно, скажем мы. Он тоже человек, он тоже гражданин, его можно судить только судом, его можно приговорить к пожизненному заключению, но при этом тюрьма не должна быть пыткой, она должна соответствовать определенным стандартам.

Есть другая точка зрения — еще 40 лет назад никто не подвергал ее сомнению за исключением краткого периода такого… среднего средневековья, условно выражаясь – что человек, который вышел из правового поля своего социума, который жестоко нарушил золотое правило «не делай другому того, чего не хочешь себе, человек, который у другого отнял всё, отнял жизнь – этот человек теряет все права. Все — означает все. Вообще, это подпадает под военно-революционное определение «объявить вне закона». С этим человеком можно сделать всё, и жить этот человек не должен. Тогда встает вопрос о смертной казни. Стилистически отвратительный оборот, потому что здесь представляется: кровь, топор, плаха, отрубленная голова, палач, красная рубашка. Ну да, конечно, там мы воспитаны, такие у нас представления.

Можете сказать несколько иначе – это не будет иметь значения — сказать «ликвидация», «расстрела» — сказать все что угодно. Но факт то, что человек, который совершил страшное, дикое убийство немотивированное, безусловно, не должен жить. А почему, зачем? Мы не можем рассматривать человека, который… вот он человек – на нем только убийство. Он порочен во всем, вся жизнь его порочна. Вся жизнь его привела ко злу. И убирая это зло, мы ему и близко не уподобляемся. То есть мы не сеем зло, мы никому не мешаем, никого не обижаем. Напротив, мы выжигаем каленым железом вот эти мерзостные разрушительные клетки, которых, вообще-то, не должно быть.

Можно, конечно, сказать, что это фашизм, но это, повторяю, не аргумент; это оскорбление за неимением каких бы то ни было аргументов. О фашизме мы говорили. Потому что, когда к фашизму подверстывают абсолютно всё. Что национал-социализм или итальянский фашизм пропагандировал — в том числе, те ценности, которые были у людей спокон веку, потому что крепкая семья, любовь к Родине и так далее – ну, договориться до того, что это фашистские ценности – это все-таки означает, что у тебя все-таки в голове в самом лучшем случае опилки, как у Винни Пуха, только, видимо, из более поганого дерева.

Вот по части прав человека, каковые права человека вдруг стали противопоставлять правам социума, что вы высшей степени невозможно, ибо нельзя говорить о примате прав печени над правами организма, совершенно невозможно. Это две стороны абсолютно одной медали.

Не от ума своего люди гнут налево или направо. Толпе необходим ответ: Сталин хороший или плохой? Ты за белых или за красных? Это лево или это право? Всё. А в жизни всё, знаете, перемешанное и все цветное.

Толпе необходим ответ: Сталин хороший или плохой? Ты за белых или за красных? А в жизни всё, знаете, цветное

И вот теперь несколько слов о том самом выходе Великобритании из Евросоюза. Что поразительно – мне не удалось прочитать ни одного журналистского материала, который представляет из себя репортаж, интервью, пересказ встреч, слов, мыслей нескольких человек, которые были активно за то, чтобы выйти из Евросоюза. То есть вот: «Ребята, вам что не нравится? Вот ты с высшим образованием, а ты без высшего. Ты живешь в большом городе, а ты живешь, условно говоря, в сельской местности. Вас конкретно, что не устраивает? Вас не устраивают ваши доходы, вас не устраивает количество рабочих мест. Или вас не устраивает абстрактная информация, что слишком дорого обходится содержать эту бюрократию, или вы боитесь мигрантов? Вас что не устраивает?» Нет, ничего подобного.

Точки зрения такие: Те, которые за выход, они правые, они консерваторы, они архаики, и, в общем, с точки зрения людей умных, образованных, продвинутых, занимающих престижные места, они неправы, они неразвиты. Вплоть до невероятных по идиотизму заявлений: «Они поддались эмоциям вместо расчета». Так к этому референдуму готовились черти за сколько месяцев, обдумывали годами. Можно сказать, поддались эмоциям…

Что получилось в результате? Судить надо все-таки по делам, и даже стыдно эту банальность повторять. Если вы оставите в стороне все слова, если вы оставите в стороне все мотивы, если вы оставите в стороне всю документацию и посмотрите на процесс, то тогда, может быть, станет ясна какая-то истина. А именно. Когда эта бюрократия начинает предписывать сельскому хозяйству, сколько чего нужно, а сколько чего не нужно. Потому что брюссельское правление Евросоюза – это своего рода плановое хозяйство с элементами социализма. Это плановое хозяйство простого, низового производителя на месте иногда сильно достает, потому что оно ему мешает. В общем, оно ему не нужно. Он сам работает, он сам сбывает продукты своего труда. Ему нужно от них только одного: чтобы не мешали. Если еще деньжат подбросят – ну и отлично. А если нет — ну, и не надо. Когда начинаются ограничения рыбакам по вылову рыбы, когда оказывается, что рыба почему-то дорожает, то это не нравится.

Следующий момент. Когда страна вступала в зону евро, Британия, слава Богу, не вступила. Она вступил в ЕС, причем еще в 70-е годы. Все страны, вступившие в зону евро, демонстрировали мгновенный и огромный скачок цен. То есть Греция 95-го и 2005-го года – это де разные страны: скачок цен раз в 8. Франция 95-го и 2005-го – ну, скачок цен раз в пять! Каким образом? Вот как-то так. Кто выигрывает? А кто продает эти конкретно товары и услуги. Те, кто выигрывает – хотят. Те, кто выигрывает – не хотят. Люди не хотят роста цен, людей не хотят, чтобы им диктовали. Люди не хотят чувствовать себя несвободными, люди не хотят чувствовать, что от них, как от избирателей, граждан своего государства, практически ничего не зависит.

Еще одна вещь. Конечно, фрау Меркель крепко приложила свою твердую женскую руку к выходу Британии, потому что ситуация с мигрантами, мягко говоря, вышла из-под контроля. А что, она с самого начала была под контролем, что ли? Понимаете, не хочет категорически европеец оказаться под мигрантом. Какому-то количеству промыли мозги, потому что, что касается европейских СМИ, понимаете, информация в чистом виде, она давно приняла специфические формы. А именно: тебе передаются факты, и ты не можешь понять, что эти факты значат. То есть факты транслируются без каких бы то ни было причинно-следственных связей и отношений. И второе: сплошь и рядом по умалчиванию, пропаганде одного и умалчиванию другого информация превратилась в пропаганду. Вот те, кто голосовал за выход, они голосовали одновременно против пропаганды, против политкорректности, которая связывается с Евросоюзом и Брюсселем, против перехлеста с миграцией, потому что эта трагедия с Ротэрхемом, где год за годом насиловали белых девочек, а полицейские – белые англичане – отказывались принимать заявление, она не нравилась никому из этих полицейских. Они просто не хотели получать по голове с клеймом «расисты». А если бы можно было тайно проголосовать за выселение пакистанской общины, то большинство бы проголосовало, потому что нравиться это никому не может.

Не надо из этого естественного состояния делать трагедию

Вот за всё это и проголосовали – проголосовали против этого всеевропейского социализма и всеевропейской бюрократии. И разговор о том, что «Как они теперь будут жить?..» Слушайте, а как жили национальные государства в течение многих веков – вот так примерно и будут жить. Не надо из этого естественного состояния делать трагедию. Кроме того, конечно, этот шаг противоречит интересам транснациональных корпораций, которые заинтересованы гонять деньги, гонять рабсилу. А гонять рабсилу – придут дешевые гастарбайтеры на полных правах в Евросоюз, и начнут работать за меньшие деньги, что никогда не нравилось тем, кто составлял коренное население. Вот по всему поэтому и вышли. Я приношу извинения, что не успел ответить на многие вопросы, но успел сказать хотя бы о книгах. Я надеюсь, что в следующий раз у нас все будет благополучно. Про вопросы я помню. За большие комментарии по поводу царя Эдипа большое спасибо Александру Ивановичу Старикову. По вопросу, какую трубку я курю – у меня есть настоящий старинный «Федоров», и один хороший, настоящий «Петерсон», но я их, к сожалению, уже не курю. Спасибо за заботу. Всем всего самого доброго, до свидания. До следующего воскресенья!

Поделиться записью:

Оставьте первый коментарий

Добавить комментарий