Ничего не происходит

Шутки шутят:

старшее поколение:

ВАЛЕНТИН МИХАЙЛОВИЧ, инженер-строитель, под 50 (250 р. в месяц).

ВАЛЕНТИНА МИХАЙЛОВНА, его жена, кандидат мед. наук (250 р.)

САНТЕХНИК жэка, их ровесник (на заработок не жалуется).

младшее поколение:

БОРИС, старший сын В.М. и В.М., студент пединститута. Романтик.

ГЛЕБ, младший сын восьмикласник. Юный супермен.

ВИТЕНЬКА, девочка Бориса, лапочка-стервочка.

и усугубляющие сумятицу:

ЧЕТВЕРО РАБОЧИХ СЦЕНЫ И РАСПОРЯДИТЕЛЬ.

ЧАСЫ С КУКУШКОЙ, кукующей не вовремя.

ТЕЛЕВИЗОР — оснащен дистанционным управлением и повернут, к сожалению, экраном от зрителя: иногда кто-нибудь переключает программу и усиливает звук.

Все происходит здесь и сейчас: будний вечер в обычной квартире.

* Действие первое *

Досадная неувязка.

Свет в зале гаснет. За опущенным занавесом — стук передвигаемых декораций. Занавес поднимается — не до конца, резко идет вниз; опустившись на треть, застывает, дергается, еще раз, еще, один край заедает, и он застывает в кривом положении. За ним — прозрачный занавес из крупной сетки или кисеи и сцена в рабочем освещении. Д_в_о_е р_а_б_о_ч_и_х с_ц_е_н_ы несут и ставят диван, т_р_е_т_и_й — телевизор. Несут с трудом, ничего не замечая: им тяжело.

1-Й РАБОЧИЙ. Что сегодня играют-то?

2-Й РАБОЧИЙ. А, опять лажа какая-то. «Ничего не происходит».

1-Й РАБОЧИЙ. А не происходит, так нечего и дергаться. им хорошо на сцене трындеть, а нам таскай все это.

3-Й РАБОЧИЙ (лезет на стул). Подай-ка. (1-й подает ему настенные часы, он вешает их.) Хорошо хоть сейчас спектакли кончаются рано, домой спокойно успеваешь. Этот длинный?

2-Й РАБОЧИЙ. Да нет, коротенький. (Трогает струны гитары на стене-декорации.) Хэ, настроена.

1-Й РАБОЧИЙ. (плюхается на диван, утирает пот, глотает пива из бутылки на столе.) В гробу я видал эти реалистические постановки. Таскаешь, будто грузчик в мебельном, а платят…

2-й рабочий снимает гитару, вольготно раскидывается в кресле спиной к залу. 3-й рабочий, бурча под нос, вешает срывающиеся часы, садится на стул, закуривает. 2-й, перебирая струны, поет.

              На витрине детства кончились подарки,
              Дождик, а не солнце, старость, а не радость.
              Окольцована судьба радужною аркой, -
              вниз башкой бы с этой арки, да работать надо.

              Разыграйте меня, разыграйте меня:
              что я смел и удачлив, шепните.
              Сеть тесна - суета,
              зла беда в ворота,
              скукота жизнь прожить без событий.

              Даже в микроскопе жизнь свою не вижу.
              Где веселый праздник? Вечный понедельник.
              Точно белка в колесе, наживу лишь грыжу:
              удирать бы поскорей, да ведь я бездельник.

              Обманите меня, обманите меня!
              Жизнь меня серым сном опоила:
              не проснуться - хоть в крик,
              не встряхнуться - привык,
              и удача мой адрес забыла.

Из-за кулисы показывается р_а_с_п_о_р_я_д_и_т_е_л_ь с_ц_е_н_ы и отчаянно машет: опустите занавес!

РАСПОРЯДИТЕЛЬ (сдавленно, в панике и бешенстве). Вы что, ссамодеятельность, сс ума сошли! Вон немедленно! (бросается назад к рубильнику.)

Сцена гаснет, остается лишь лампа за задником. Рабочие спешно убегают: 2-й вешает гитару, она срывается, он возвращается и вешает ее снова; 1-й, пригибаясь, возвращается бегом, хватает со стола пустую бутылку и убегает. Занавес дергается. С края, где его заело, 4-й р_а_б_о_ч_и_й выносит стремнку, лезет на нее, возится наверху. Занавес идет вниз.

4-Й РАБОЧИЙ (за занавесом). Вечно что-то напортачат.

РАСПОРЯДИТЕЛЬ (выходит перед занавесом, прижимая руки к груди). Уважаемые зрители! Просим простить нас некотрые технические неполадки. Сейчас начнется спектакль.

1. «Большая комната» трехкомнатной квартиры.

Три двери: налево — в «ребячью» комнату, направо — в спальню
родителей, позади — в прихожую (туда же в ванную и кухню).
На переднем плане В.М.-ОТЕЦ на велоэргометре.
В.М.-МАТЬ за столом с кипой журналов: читает, подчеркивая.
ГЛЕБ вяжет на спицах, не отрывая глаз от учебника.
(Спиц он не выпустит из рук до конца действия,
когда свитер будет связан.)

МАТЬ (закрывая журнал, вздыхает). Ничего нового. Вот и еще день
прошел… (Глебу.) Ну, как успехи?
ГЛЕБ. На Западном фронте без перемен.
МАТЬ (в тон). А на восточном?
ГЛЕБ. Ура, мы ломим, гнутся шведы.
МАТЬ. Ты будешь когда-нибудь говорить своими словами?
ГЛЕБ. А кто сейчас говорит своими словами? Это не модно.
МАТЬ. Очередное веяние молодого поколения?
ГЛЕБ. Отнюдь. Разве не старшее поколение заботится, какими словами
нам говорить? (Пытается сострить.) Что деды посеют, отцы пожнут. А дети
жуют. Может, внуки сплюнут.
ТЕЛЕВИЗОР. Сколько усилий! А счет не меняется! Удар!
ОТЕЦ (налегая на педали). Почти пятьдесят кэмэ в час!
МАТЬ (накрывая стол). Ты успеешь вернуться к ужину?
ГЛЕБ (поддерживая шутку). Арестуют тебя скоро.
ОТЕЦ (теряя педали). За что же это?..
ГЛЕБ. Найдется. За превышение скорости, за нарушение правил, номера
нет… старушечку собьешь на переходе…
ОТЕЦ. Тьфу на тебя. Умчусь от ГАИ. (Становится на напольные весы.)
Четыреста граммов!
ГЛЕБ. Ты так горд, будто не потерял, а нашел, и не лишнего веса, а
золота.
ОТЕЦ. И все равно девяносто шесть семьсот… никак!
МАТЬ. Это за счет тяжелого характера, милый.
ОТЕЦ (отдуваясь). Это ж сколько энергии надо израсходовать, чтобы
пустить на воздух четыреста граммов!
ГЛЕБ. Особенно если они приходятся на мозговое вещество.
МАТЬ. Сколько всего на воздух пускаем — а откуда энергия берется?..
ГЛЕБ. Затратив то же количество энергии рационально, ты мог бы
поднять трехтонную плиту на девятый этаж.
ОТЕЦ. На черта она там нужна?
ГЛЕБ. Ну, тогда мог бы доехать до Владивостока, получить массу
впечатлений, прославиться, завоевать приз газеты и прилететь обратно на
самолете. С сувенирами и подарками.
МАТЬ. Он и так уже здесь — безо всех этих хлопот.
ОТЕЦ. Насчет обратно — я бы еще подумал. Когда-то я хотел на Дальний
Восток… (Мечтает.) Пейзажи летят по сторонам…
МАТЬ (вздыхает). Годы летят…
ГЛЕБ. Деньги летят…
ОТЕЦ. Вот — вырастили мудреца. Фрукт поколения: деньги в расчет! Да я
моложе тебя, я радуюсь жизни, волнениям…
ГЛЕБ. Папа, от волнений ты поправляешься.
ОТЕЦ. Да лучше от них поправляться, чем худеть, иначе можно умереть
от дистрофии! А вы… начинающие пенсионеры! Весь мир, вся жизнь в
перспективе, а вас даже это не манит!
ГЛЕБ. А кто создал нам такую милую перспективу, что она нас не манит?
МАТЬ. Каждый день одно и то же, как заезженная пластинка, ну сил нет:
хоть бы вы о чем-нибудь новом поговорили!
ГЛЕБ. Меньше новостей — дальше от инфаркта. Вам что, жить спокойно
надоело?
ОТЕЦ. А мы в юности считали, что спокойствие — это душевная подлость.
Ведь тошно жить вот так, как по кругу в колее!
ГЛЕБ. Пожалуйста. Рубль — и никакого спокойствия.
ОТЕЦ. Что?
ГЛЕБ. Вы же хотите чего-то нового? Рубль — и произойдет.
МАТЬ. Что произойдет? И при чем тут рубль?
ГЛЕБ. Советую поторопиться. Один рубль — и вы получите первосортную,
свежую новость. Причем раньше, чем она произошла.
ОТЕЦ. А нельзя ли дать пятьдесят копеек, чтоб она вообще не
происходила?
МАТЬ. Если это опять какая-то твоя афера, я тебя…
ГЛЕБ (поспешно). При чем тут я? В семье есть люди постарше.
ОТЕЦ, МАТЬ (подозрительно смотрят друг на друга. Одновременно). Что
такое?..
ГЛЕБ. И? Новость хороша тогда, когда ты к ней подготовлен.

Резко звонит телефон. Некоторое замешательство.

МАТЬ (наконец берет трубку). Алло! А? Кто?! А-а… (облегченно)
добрый вечер. Нет, все в порядке. Пока не знаю.
ОТЕЦ (тихо). Насчет путевок? Битюцкий? (Идет в ванную.)
МАТЬ. Не знаю… И я тоже… Не могу… Попробую… Счастливо…
ГЛЕБ. Ну? Произошедшая новость — уже не новость, а удар.
ОТЕЦ (входит переодетый, причесываясь после душа). Твои новости я
наизусть знаю. Двойка в четверти, хочу в Крым, продается замшевый пиджак,
дай рубль. Дай мне три, я тебе все сказал. Кстати, ты не видел мой свитер?
ГЛЕБ. Черный?
ОТЕЦ. Черный.
ГЛЕБ. Без ворота?
ОТЕЦ. Без ворота.
ГЛЕБ. Я его продал.
ОТЕЦ. Что-о? Как? Кому?!
ГЛЕБ. Хорошую цену давали.
ОТЕЦ. Хороший был свитерок. Жаль, поносить не успел.
ГЛЕБ. Что ты убиваешься? Барахла жалко? Я тебе новый свяжу.
ОТЕЦ. «Продал». А деньги где?
ГЛЕБ. Шерсть купил.
ОТЕЦ. А где шерсть?
ГЛЕБ. Свитер вяжу.
ОТЕЦ. Зачем?!
ГЛЕБ. Я — тружусь! Должен же быть хоть один трудящийся человек в
семье интеллигентов, получающих зарплату неизвестно за что, причем это
неизвестно что им не нравится.
ОТЕЦ. А — зачем?! Кому от твоего «труда» лучше?
ГЛЕБ. А хоть тебе. Я у тебя беру деньги? А разве тебе безразлично,
если друзья твоего сына сочтут его нищим и скрягой? А пятно на сыне — это
тень на отце. О твоей же чести забочусь!
МАТЬ (веселится). Трудно заботиться о том, чего нет!
ГЛЕБ. Эту рубашку (трясет ворот своей сорочки) вы в магазине найдете?
А тебе охота, чтоб друзья твоего сына презирали его за неумение одеваться?
А фээргэшная бритва, которую я подарил тебе на день рождения, хорошо
бреет?
МАТЬ. Я чувствую, что ты нас скоро всех купишь.
ГЛЕБ. Ирония — оружие бессильных. Твоя золотая цепочка обошлась мне в
три свитера. Наконец, это (трясет вязаньем) кто-то наденет. Тепло и
красиво. Его спрос рождает мое предложение.
МАТЬ. За какие грехи дана нам акселерация этих юных бизнесменов?
Откуда ты набрался о спросе и предложении?
ГЛЕБ. А, от Зинки подхватил…
ОТЕЦ (очнулся от дум). Что подхватил? Какая Зинка?
ГЛЕБ. Гм. Из девятого «Б». Сдает мою шерсть.
МАТЬ. Что это еще за странная связь?!
ГЛЕБ. Чего странного?.. У деловых людей и связи деловые. Она дерет
тридцать процентов комиссионных, эта очковая кобра.
ОТЕЦ. Хорошенькая смена грядет на наши места.
ГЛЕБ (явно хамит). Какие места — такая и смена.
МАТЬ. Разве такими мы вас воспитывали?
ГЛЕБ. Воспитывали? Вы спорили о воспитании, боролись за воспитание…
а воспитывали мы себя по собственному разумению. Не бойтесь: я выпущен
тиражом одна штука, таких у нас немного.
ОТЕЦ. Это утешение для родителей тех, кого много… А уроки ты хоть
сделал, агрегат вязальный?
ГЛЕБ. Пф. Я еще пионером умел читать и вязать одновременно.
Усидчивость — залог успеваемости. Что ж мне, проводить досуг в подворотне
с малоразвитыми подростками и гитарой?
ОТЕЦ. А пишешь ты ногами, не отрываясь от вязания? Письменное ты
приготовил, сноповязалка ты болтливая?
ГЛЕБ. Мы их с Зуевым на переменах вдвоем. Бригадный подряд.
МАТЬ. Вам и оценку ставят одну на бригаду? Почему вдвоем?
ГЛЕБ. А он тоже вяжет.
ОТЕЦ. У вас там школа или вязальный комбинат? Все вяжут?
ГЛЕБ. Нет, конкуренции пока нет, слава богу.
МАТЬ. Да, с тобой не поконкурируешь. Кем ты будешь?..
ГЛЕБ. Будь спок. Мы здесь чемпионы по выживаемости. Нигде не
пропадем. Буду заместителем министра легкой промышленности… или
директором комиссионного магазина.
ОТЕЦ. Почему заместителем? Министром кишка тонка?
ГЛЕБ. Меньше треска — больше дела. Пока начальник получает премии и
выговоры, заместитель работает. Как насчет рубля.
МАТЬ. Это, значит, не новости? Бесплатные приложения?
ГЛЕБ. Жадность — мать всех пороков. (Читает из учебника.) «Волнения
начались со студенчества, лучшие представители кото…»
ОТЕЦ. Борис что-то выкинул, так тебя понимать?
ГЛЕБ. Я могу продать новость, но не предать брата. Рубль.
МАТЬ. Не министром будешь, а шантажистом.
ГЛЕБ. На двадцать копеек я уже сказал. Остальное вперед.
ЧАСЫ. Ку-ку! Ку-ку!

Пауза. Звонок в дверь. Пауза. Отец идет открывать. Возвращается — за
ним входит БОРИС с букетом.

БОРИС (сияя). Добрый вечер! (Тревожно.) Что случилось?
ОТЕЦ (нервно). Это я спрашиваю — что случилось?
МАТЬ (растерянно улыбается). Слу-ушай… У нас же сегодня годовщина
свадьбы (называется число, когда играется пьеса).
ГЛЕБ (бурчит). Память надо тренировать, а не ноги.
МАТЬ (отцу). Когда последний раз ты приносил мне цветы?..
ОТЕЦ. Гм. Цветы… Я тебе мясо приношу!..
МАТЬ. Которое я готовлю, а ты же и ешь, набираясь энергии крутить
свои педали и сбрасывать вес, который при еде набираешь. (Борису.) Дай я
тебя поцелую. (Хочет взять букет.)
БОРИС (неловко отступает, отводя букет). Понимаешь… ну в общем…
(Отчаянно.) Я тебя поздравляю, но это не тебе.
МАТЬ. М-да. Не подарили — так хоть понюхала. (Уходит в спальню, унося
журналы.)
ГЛЕБ. Ну — сэкономили рубль? Без правильной подготовки самая лучшая
новость может доставить одни неприятности.
ОТЕЦ. Так что случилось? Погоди! (Садится.) Твои новости лучше
выслушивать, усевшись покрепче. Я бы написал инструкцию по выслушиванию
новостей. Пункт первый: сесть. Пункт второй: принять валидол. Пункт
третий: вызвать скорую.
ГЛЕБ (под нос). «Растим детей, а вырастают изверги».
ОТЕЦ. Растим детей, а вырастают изверги!
БОРИС (почти в слезах). Да что случилось?! Я думал, вы обрадуетесь…
думал, что для всех это…

Звонок в дверь. Борис прыгает в прихожую и возвращается с наступающим
на него САНТЕХНИКОМ.

ГЛЕБ. Как, однако, изменилась тень отца Гамлета. Сан-тех-ник-сан!
САНТЕХНИК (берет у растерянного Бориса букет). Прочувственно
благодарю за торжественный прием. Как понимать эти цветы? Знак радости,
восторг долгожданной встречи? (Оскорбленно.) Вы что, издеваетесь? Знаете,
сколько вызовов?
БОРИС (вырывая букет). Я не вам!
САНТЕХНИК. Ну тогда и я не вам.
ГЛЕБ (вежливо). Здравствуйте.
САНТЕХНИК. Чего? Бонжур. Так у вас раковина тю-тю?
ОТЕЦ. Похоже, проблема возвращения времени вспять решена. Если верить
вашему появлению, наступило позавчерашнее утро.
ЧАСЫ. Ку-ку! Ку-ку!
САНТЕХНИК (с интересом к часам). А по вашей (стучит согнутым пальцем
по ладони, изображая клюющую птичку) птичке два часа ночи, или как? Или
дня? В общем, мне уйти, или как? Сами все сделали? Ну и правильно. Тогда с
вас рубль.
ОТЕЦ. Этот рубль превращается в жернов судьбы. За что?
САНТЕХНИК. За то. За вызов. А то делов пара пустых, а людей зря
гоняете. Меня еще семь квартир сегодня ждут с позавчера. Мужчина должен
все делать своими руками. Верно же?
ГЛЕБ. Дурная голова рукам покоя не дает.
ОТЕЦ. Ногам.
ГЛЕБ. Тебе виднее.
ОТЕЦ. «Руками»… Главное — своей головой!
БОРИС. Своей головой сделаешь — по своей голове и дадут.
САНТЕХНИК. Если к голове нет руки (жест наверх), то от такой головы —
одна головная боль. Везде у всех все валится, рушится, капает откуда не
надо, не капает откуда надо, зато голов везде — навалом. А посмотреть бы,
что у них в головах?
ГЛЕБ. Вы, собственно, из какой организации?
САНТЕХНИК. А на что им головы? В чужие дела совать?
ОТЕЦ. У кого своих дел нет — занимаются чужими.
САНТЕХНИК. Во-во! Ум хорошо, а два сапога пара. Так будем прочищать?
Или не будем?
ГЛЕБ. Головы, что ли? Не запачкайтесь.
САНТЕХНИК. Тогда я обувь снимать не буду, поскольку вы люди ехидные,
следовательно, культурные. А то недавно тут у доцента был в сто второй
квартире, так он говорит: «Мы же все-таки ев-ро-пейцы! Мало ли что в
Японии обувь снимают, там ведь и харакири делают!» Сегодня гость в носках
останется, завтра — в трусах, послезавтра — я ведь не в баню пришел, верно
же?
ОТЕЦ. Проходите, проходите так.
БОРИС (мрачно). И харакири не делайте.
ГЛЕБ. Пусть делает. Все равно пол подтирать.

ОТЕЦ уводит САНТЕХНИКА в кухню; БОРИС скрывается в «ребячьей»; МАТЬ
появляется из спальни.

ГЛЕБ. Дороже всего обходится то, за что не платишь. Мам, а? Вы б
поторопились… еще не все.

Телефон. К нему выскакивают БОРИС с букетом в руках и ОТЕЦ, спешащий
из кухни: сталкиваются.

МАТЬ. Алло. Я. Валя. Всю жизнь. Не морочьте мне голову! Валентина
Михайловна! Валентина Михайловича? Так и говорите!
ОТЕЦ. Да. Помню. Конечно. Нет. Я позвоню. Не могу. Хорошо. Привет.
(Кладет трубку.) С ума сошел Гипропроект со сметой.
МАТЬ. Очень милым голоском сходит с ума твой Гипропроект.
ОТЕЦ. Какой есть, таким и сходит. Не милее твоего Битюцкого. И вообще
неостроумно! В присутствии детей…
ГЛЕБ. Где тут дети? Все уже взрослые. И в едином ряду со всей
прогрессивной молодежью стоят за счастье и свободу.
МАТЬ. Почему б тебе не воспользоваться свободой молчать?
ГЛЕБ. Хоть бы раз дали попользоваться свободой говорить!

Звонок в дверь.

БОРИС (торжественно). Мама! Папа! И ты… брат!
ГЛЕБ. «Орел, орел, я семья. Прием».
БОРИС. Пожалуйста, не волнуйтесь. Это бывает в жизни всякого. Все
очень хорошо. (Идет открывать. Вскоре возвращается со странным видом.
Вдруг швыряет цветы в дверь «ребячьей», делает отчаянный жест.) Вы читали
«Войну и мир»?
МАТЬ. Это викторина? Родители не так серы, как дети думают.
БОРИС. Помните, как Ростов проиграл сорок три тысячи…
ОТЕЦ. Сколько-сколько?!
МАТЬ. Ты играешь в карты!
ОТЕЦ. Я тебе не граф. И охоты с борзыми тебе не устрою! Сам щенок!
Гусар! «Шашку, коня!» Отвечай немедленно: в чем дело?
БОРИС. Не кричи, здесь не футбол! Ничего страшного, подумаешь…
(Приносит из прихожей магнитофон.)
ГЛЕБ. «Джи-Ви-Си», стерео, устарелый. Восемь ноль на комке. Подцепил
дочь миллионера или оторвал Государственную премию?
БОРИС. Скости четверть — ему втюхать в темпе.
ГЛЕБ. Думаешь, до утра сумеешь напечатать деньги?
МАТЬ. Чей это магнитофон?
БОРИС. Мой… почти.
ОТЕЦ. «Почти» — это в переводе на рубли сколько?
БОРИС. Полтонны… с довеском.
МАТЬ (в беспокойстве слушая). Пол чего?
ГЛЕБ (разъясняет). Пятьсот рублей.
ОТЕЦ. Пятьсот фиг! Под сопливый нос! Полтонны свинства! Полцентнера
нахальства!
ГЛЕБ. Если брат будет вести себя разумно и брать меня на танцы в их
общагу, то округлить имеющуюся сумму я беру на себя.
БОРИС. Да хоть ты пол там проломи! До скольки?
ГЛЕБ. Я думаю, что торг здесь неуместен. До ста.
МАТЬ (веселится). Дело идет. Осталось всего пятьсот.
ОТЕЦ. Мы с тобой вдвоем за месяц как раз столько получаем. Аферюга!
Сам рубля еще не заработал!
БОРИС. Я и хотел заработать! Он срочно продается за шестьсот, а я
продам его минимум за… шестьсот двадцать.
ОТЕЦ. Вам в вашей столовой белену на обед не подают?
ГЛЕБ. Не за тот отец сына бил, что спекулянт, а за то, что
неудачливый. Да сунь ты ему маг взад: нет крупы, и чао-какао, сдача ушла!
Пусть сам на стекле торчит.
МАТЬ. Боже мой, я ничего не понимаю…
БОРИС. Я ему расписку писал. При двух свидетелях…
ГЛЕБ. Э-эх! Морской закон: не можешь — не берись. Гласит горькая
пословица, что преступление не окупается. (Прислушивается к грохоту и
ругани на кухне.) Наш самурай воюет. Банзай!
МАТЬ. Боря, принеси чайник! Пора ужинать.
БОРИС. Вам хоть земля тресни — пора ужинать! Пора на работу! Пора
спать! Домой! Скатерть! Чашки! (Идет на кухню.)
МАТЬ. Когда нынешние семьи не видятся порой неделями, я хочу, чтоб
хоть раз в сутки все собирались за столом.
ГЛЕБ. Чем меньше за столом людей — тем меньше конфликтов.
БОРИС (вносит чайник). Вы не понимаете, что такое магнитофон. Это не
просто кассеты с музыкой — это живая душа людей. И ты касаешься ее всякий
раз, когда праздник или когда тоска, и ты не один — ты грустишь и
радуешься вместе с миллионами, со всем поколением, ты един с ним и дышишь
и движешься в едином ритме со всеми. Не «музыка для ног» — это душа и тело
звучат, живут в лад. Это счастье и потребность: мы живем в век техники.
МАТЬ. И эта техника заменила вам людей! Телевизор заменил
образование! Магнитофон — умение петь, играть! Приемник — остроумие,
которого нет! Вы не умеете писать письма — вы звоните. Не умеете
беседовать — вы «общаетесь». Не умеете быть счастливыми — вы «балдеете»!
Вы же марионетки!
ОТЕЦ. Повеселились, и ужинать пора. Никаких тонн, килограммов,
японских магнитофонов и сомнительных спекуляций.
БОРИС. Ты можешь поговорить со мной как мужчина с мужчиной?
ОТЕЦ. Я-то могу. А ты?
БОРИС. Тогда скажи, ты можешь мне — не как сыну, а как мужчина
мужчине — одолжить пятьсот рублей на один месяц?
ГЛЕБ. Гений — это последовательность.
ОТЕЦ. Скажи, а ты мне, как мужчина мужчине, можешь одолжить? Сто
рублей? На три дня?
ГЛЕБ. Понял? Мужчина — это тот, у кого есть деньги.
БОРИС. Ага. А самый мужественный мужчина — миллионер. (Смотрит на
часы.) Это все ОЧЕНЬ серьезно. Подумайте еще раз. У вас на размышление
остается двадцать минут.
МАТЬ. Один сын шантажист, второй бизнесмен… страшно подумать, кем
был бы третий.
ГЛЕБ. Жалели рубль. Теперь жалеете пятьсот. Останавливайте события,
пока не поздно. Гром грянет — я предупредил.
ОТЕЦ. Борис, ты кому-то должен? Да что происходит?!
БОРИС. Будто сами не знаете? Да? Сказать? Сказать? А?
ГЛЕБ. Главное в профессии пулеметчика — вовремя смыться. (Хочет
пересесть, не успевая увернуться от подзатыльника отца.)