В моей статье, опубликованной в «Независимой газете» («НГ–Экслибрис» от 01.03.18), я рассматривал, в основном, вопросы взаимоотношений пишущих людей с редакторами. Название этой статье («Сожгу себя под окнами издательства») дали в редакции, взяв его из приведенной мною цитаты Михаила Веллера, которого продолжительное игнорирование редактором некогда приблизило к нервному срыву и грани суицида. Писатель откликнулся на мою статью («НГ-Экслибрис» от 15.03.18). В статье под глубокомысленным названием «Слово — оно имеет цену» он обрушился на меня за то, что я позволил себе якобы неправомерную критику, вызванную встречающимися в его текстах неточностями исторического плана.
В легендах врать можно (?)
Обнаружив у меня «затруднения с чувством юмора» (У Гоголя он его вообще не обнаружил), Михаил Иосифович, применяя банальную подмену понятий, втолковывает мне, что ведь «на обложке написано же «Легенды» и что в предисловии стоит «фольклор», и что в экспозиции рассказа (о Моше Даяне) сказано, что «народ сам пишет своих героев» и т. д. Писатель тут же признается, что он знает-таки о том, что «Моше Даян никогда не был в СССР», как он пишет в своей о нем легенде, и что в других легендах — так же разводка на самом деле обо всем всё знающего писателя. Ну, хорошо. Если на самом деле знаешь всё именно так, как было, так зачем перевирать? Зачем придумывать абсурдные «факты» о том, что с Даяном в тридцатые годы в советской Академии Генштаба встречались Гудериан и де Голль? Видимо, жанр легенды дает Веллеру некий карт-бланш. Ведь в широком смысле легенда — это недостоверное повествование о фактах реальной действительности. Чего-чего, а недостоверного повествования у Веллера хватает. И бедная «реальная действительность» всё это терпеливо сносит.
Но я-то вообще не имел в виду его легенды и о них даже не упоминал в своей статье. Когда Веллер переходит к текстам совсем иного жанра, то привычка фантазировать явно делает ему плохую услугу. Зря он надеется на то, что читатель этого не заметит.
Ниже приведены примеры из произведений Веллера, вовсе не имеющие отношения к легендам и свидетельствующие скорее о его невежестве. Признавая себя поклонником таланта Михаила Веллера, хочу уточнить, что нравится мне лишь его слог, да и только. А вот пресловутые плюхи отбили у меня с некоторых пор охоту к чтению его складно написанных, но пестрящих неточностями текстов.
Когда с техникой на «ты»
Михаил Веллер сменил множество профессий, уже получив диплом филолога. Он был рабочим-бетонщиком, вальщиком леса и землекопом, столяром, снабженцем, корреспондентом обувного объединения «Скороход», перегонщиком скота, охотником-промысловиком, а также рабочим-кровельщиком. Этот далеко не полный список внушает бесспорное уважение к его ярко выраженной жажде жизни и впечатлений. Оставаясь, однако, в силу основной профессии гуманитарием, а не «технарем» или представителем точных наук, Веллер в своих произведениях на технические темы допускает те неточности, которые рядовому обывателю не заметны, а специалистам по затронутым им вопросам явно «режут глаз».
Веллер не был летчиком, но он крайне смело пишет об авиации. В его «Легенде о бомбере» легендарный летчик Николай Григорьевич Богданов, автор книги «В небе гвардейский — Гатчинский», становится почему-то Иваном Григорьевичем. Веллер ошибочно утверждает, что Богданов 30 апреля 1945 года закончил войну в качестве командира бомбардировочного полка Авиации дальнего действия (АДД). На поверку оказывается, что в 1945 году такой структуры, как АДД, не существовало вообще (в декабре 1944 года АДД была преобразована в 18 воздушную армию, подчиненную командованию ВВС). По одной из версий, с приближением фронта к Германии и уменьшением дальности полетов само название АДД потеряло смысл.
Евгения Богданова, внучка ветерана авиации Николая Григорьевича Богданова, была возмущена путаницей с именем ее деда, допущенной Михаилом Веллером. Ей даже захотелось свозить путаника на могилу своего деда, чтобы Веллеру там стало за это стыдно (интернет-газета «Столетие», комментарий от 19.01.2016) .
Занятно, однако, что охотно пишущий на любые темы писатель проявляет подчас ярко выраженное «гуманитарное чванство» по отношению к «технарям», осмелившимся рассуждать о литературе.
Когда всё «по перпендикуляру»
Книга Веллера «Перпендикуляр» самим своим названием как бы утверждает право автора действовать наперекор с какими–либо общепринятыми установками. Лекции для зарубежных студентов — это уже точно не легенды, не так ли?
Первый же «перл», встреченный мною на с.11 этой книги, сообщал читателю о том, что автором фразы «Когда я слышу слово «культура», мой палец тянется к спуску моего браунинга» является «молодой немецкий драматург Бальдур фон Ширах», который якобы до того, как стал предводителем гитлерюгенда, был «способным молодым человеком из хорошей семьи и написал пьесу».
Ширах никакого отношения к этой пьесе не имеет и никакими пьесами вообще не отметился. Драматургом пьесы, о которой пишет Веллер, на самом деле был Ганс Йост. Его пьеса «Шлягетер» восхваляла подвиг Шлягетера, расстрелянного в 1923 году за то, что пускал под откос поезда в период французской оккупации Рура. К слову, драматург Йост, с именем которого связана фраза о «культуре», сменил после прихода Гитлера к власти Генриха Манна на посту президента Академии немецкой культуры.
Еще один «перл» из «Перпендикуляра». На с. 17 Веллер смело берется за восстановление родословной поэта Пушкина. Это, полагает он, «можно восстановить, поскольку Пушкин был внуком Ганнибала. А Ганнибала звали Абрам. А Пушкин был Сергеевич, Александр Сергеевич, — то, может быть, папу звали Сергей Абрамович».
Пушкин не был внуком Ганнибала. В закавыченном сверху фрагменте всё — неправда, кроме того, что Ганнибала звали Абрам. Папу Пушкина звали не Сергей Абрамович, а Сергей Львович, так что деда поэта по отцу звали Лев Александрович. Пушкин — потомок Ганнибала не по отцу, а по матери, Надежде Осиповне Пушкиной (Ганнибал). Его деда по матери звали Осип Абрамович Ганнибал. А вот прадеда по матери звали Абрамом Петровичем Ганнибалом.
Вообще-то просветить историка Михаила Веллера в этом вопросе могла бы любая отличница средней школы. Уверен, однако, что он со мной не согласится. При его-то мужском шовинизме и ненависти к женскому интеллекту! Почитайте, что он в своей статье, обращаясь ко мне, утверждает на этот счет: «Литературные редакторы — чаще дамы, и истории не знают вовсе».
Эпиграфом к своей книге «Перпендикуляр» М. Веллер взял любимую им цитату из Петра I: «А говорить не по бумажке, да чтобы дурость каждого видна была». Дурость эта, простите, видна, по крайней мере, тем, кого перестал убаюкивать самоуверенный тон автора книги.
Оценили ли Лермонтова при жизни?
Когда Михаил Веллер был первокурсником, он придумал себе тему курсовой работы под названием «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова в современной ему русской критике».
В подшивках пожелтевших газет и журналов Веллер откопал отзыв такого «критика по старшинству», как император Николай I, и цитирует характеристику Печорина, данную государем-императором: «Бездельник, хлыщ, человек глубоко порочный, который не может подать пример русскому юношеству», и вывод относительно Лермонтова, который «что-то сделал очень сильно не то». Дальше — больше. Приведу общий вывод Веллера по изученному им вопросу (этот свой вывод он преподносит своим слушателям в лекции, прочитанной им в 2005 году в университете Милана):
«На протяжении первых пятнадцати лет, вот так примерно с 1840 по 1855 год русская критика, великая русская критика, мудрая, глубокая, тонкая и доброжелательная, не сказала о романе «Герой нашего времени» ни о д н о г о д о б р о г о с л о в а!!!»
Так-таки и «ни одного»? А как же В.Г. Белинский? Как можно игнорировать мнение этого выдающегося критика, современника Лермонтова? Белинский, между тем, роману «Герой нашего времени» посвятил статью, в которой отнес Лермонтова к числу таких «сильных художественных талантов, которые являются среди окружающей их пустоты очень неожиданно». По мнению Белинского, именно после опубликования романа «Герой нашего времени» интерес, возбужденный к Лермонтову несколькими его стихотворениями, помещенными в «Отечественных записках», утвердился окончательно.
Впрочем, чего можно ждать от Веллера, горящего ненавистью к критикам вообще? Он не нашел ничего другого, как процитировать высказанное походя мнение типичного псевдоисторика Александра Бушкова: «Белинский, эта бледная поганка русской литературы» (с. 103 в книге «Перпендикуляр»). Примечательно, что в одной из встреч с читателями Веллер отозвался о Бушкове как об авторе книг, которые «за чистую монету принимать нельзя». Так кому, в таком случае, могут быть интересны оценки, данные Бушковым?
Нестор Махно не исключение
Книга Михаила Веллера о Несторе Махно не подпадает под жанр легенды, однако писатель, набив руку на легендах, привычно перевирает жизнеописание «батьки» в угоду невзыскательной публике. В критической статье Александра Тарасова под примечательным названием «Похабный анекдот» (журнал Scepsis.net) камня на камне не остается от стройной веллеровской системы одурачивания читателей. «Книга Веллера вообще переполнена враньем» — такой неутешительный вывод делает этот проницательный критик, анатомируя книгу глава за главой. К слову, по образованию и по профессии А. Тарасов — историк, социолог и политолог. Так что, в «дилетанты» такого оппонента Веллеру записать было бы непросто.
9 декабря 2015 года Михаил Веллер давал интервью Марку Котлярскому в рамках израильской программы «Культурный шок» (iton.tv). От крайне неудобного для него вопроса, касающегося критики его книги «Махно», писатель ушел весьма своеобразно: сославшись на занятость, он заявил, что не знаком ни с сайтом «Скепсис», ни с Александром Тарасовым. Жаль, если так. Знакомство с нелицеприятной критикой в его адрес наверняка позволило бы ему больше уважать и своих читателей, и себя.
Примеров ляпов в книге Веллера «Махно» много. Приведу лишь некоторые.
Отец Нестора Махно умер, когда Нестору было всего 11 месяцев, это достоверный факт. Но Веллер пишет, что Нестор наблюдал, как секут его отца в усадьбе помещика Шабельского. Затем якобы Нестор в отместку за это умертвляет усадебных собак, подмешав в фарш толченое стекло, сжигает помещичью конюшню, после чего за это его порет мать и одобряет пьяный отец. Ну, зачем такую ахинею придумывать и выдавать за «сенсацию»?
Известно, что Нестору Махно смертную казнь заменили каторгой, но он большую часть срока заключения провел в Бутырской тюрьме, и пишет он об этом в своей автобиографии. Но Веллер, как говорится, на ровном месте придумывает историю о том, что Махно повезли на каторгу в Сибирь на лесоповал, где с ним происходят всяческие приключения. Веллер, сам некогда занимавшийся лесоповалом, должен был бы знать, что на царской каторге лесоповал еще не практиковали, а начали это делать лишь в советские времена. Но если Веллер этого и не знал, то как можно упустить такой важный момент махновской биографии, как пребывание в Бутырке!
Книга о Махно переполнена мифами и небылицами, например, о том, что убийство немецкого посла Мирбаха организовали не левые эсеры, а сами большевики.
Может возникнуть вполне законный вопрос — а что же делала редакция издательства «АСТ», выпустившая книгу Михаила Веллера? А ничего. Ведь в редактировании своих текстов данный писатель не нуждается и даже категорически запрещает это делать.
«Свиток тайн, пересказанных глупцом»
Книга «Гражданская история безумной войны», написанная Михаилом Веллером совместно с Андреем Буровским, является в некотором роде исключением. В ней Веллеру пришлось-таки редактировать, по крайней мере, ту часть, которая была ему представлена соавтором, к слову — дипломированным историком, да еще и профессором. О том, как они состыковались для работы над этой книгой и о «ноу-хау» их совместной работы над ней, я уже писал в своем очерке «Расплата за любознательность», опубликованном в моей книге «Плоды толерантности», где можно прочесть и очерк «Холокост глазами «инопланетян», посвященный большому путанику Буровскому, охочему до «еврейского вопроса».
Приведу примеры имеющихся в книге утверждений, вызывающих большое сомнение.
На с. 70 можно прочесть о том, что чекист Яков Блюмкин привез с собой в Персию «лепшего кореша Серегу Есенина» и что это поэту «помогало от запоев». Тут же утверждается, что Есенин написал именно в Персии «Персидские мотивы». На с. 450 — снова о Блюмкине и Есенине. Здесь уже без эпитета «лепшего», а вместо «кореша» — «друг». Но утверждение такое же: о том, что «знаменитые «Персидские мотивы» написаны в Персии. Почему? А потому, что, по мнению авторов книги, «коммунисты изо всех сил старались забыть Гилянскую республику. Было велено сделать вид, что Есенин в Персии отродясь не был». Кому «было велено» — Есенину? Обратимся к воспоминаниям о Сергее Есенине его друга Матвея Ройзмана. Он так же не сомневался, что Есенин свои «Персидские мотивы» написал в Персии и задал как-то ему наивный вопрос: «Как ты мог встречаться в Персии с Шаганэ? Там же гаремы, чадра!» Есенин ответил: «Я встречался с ней на Кавказе». И заодно просветил его насчет «северянки» Анны Снегиной, прототипом которой была дочь помещика Лидия Ивановна Кашина. А Шаганэ Нерсесовна Тальян (по мужу Тертерян) — реальное лицо, она была батумской учительницей.
Есенин в Персии, скорее всего, никогда не был, хотя об этом мечтал и писал так, как будто был в Персии. В Персию его, по признанию С.М. Кирова, не пустили, «учитывая опасности, которые могут подстеречь, и боясь за его жизнь». Создать иллюзию его пребывания в Персии предложил П.И. Чагину именно Киров. Летом 1925 года Есенин с женой С.А. Толстой приехал на расположенную под Баку служебную дачу Чагина. Здесь была доподлинная иллюзия Персии: «огромный сад, фонтаны и всяческие восточные затеи».
Так что, принять трактовку судьбы Сергея Есенина согласно суждениям авторов данной книги трудно, учитывая их большой опыт в генерировании легенд.
Насчет Нестора Махно и пулеметной тачанки. На с.306 читаем: «Нестор Иванович — изобретатель знаменитой тачанки». И тут же: «Первыми применили такие легкие тележки для пулеметов англичане в Южной Африке в 1904 году». Что, англичане внедряли изобретение Нестора Махно? Абсурд какой-то с приоритетом тачанки…
Есть, однако, и другая, более правдоподобная, версия: тачанку изобрел донской казак Федор Иванович Нефёдов, а уж затем ее успешно применяли в коннице Семёна Михайловича Будённого и у Махно. Нефёдов был Буденным назначен командиром эскадрона повозок с пулеметами. Махновцы же не только использовали тачанки с пулеметами как мобильные средства, но и перебрасывали на них свою пехоту, благодаря чему их армия преодолевала большие расстояния и неожиданно появлялась в тылу противника.
Образ адмирала Александра Колчака в книге дается неоправданно гротескно: «Колчак неоднократно срывался на крик, стучал кулаком по столу, топал ногами… Только что не катался по земле. И отдавал приказы в духе «Всыпать шомполов!», «Показать канальям, где раки зимуют!», «Расстрелять!» (с. 368). Утверждается также, что за обмундирование, снаряжение и вооружение Колчак передал своим союзникам 147 тонн золота — золотой запас России. О расстреле Колчака и его премьера В.Н. Пепеляева в книге написано схематично. Зато приведена примечательная деталь: «Убиваемых раздели догола» (с. 388). Почему «убиваемых»? Это противоречит показаниям очевидцев казни, — никакого раздевания не было. Колчак, в отличие от Пепеляева, вёл себя до самого конца мужественно, а шинель свою перед расстрелом сбросил с себя сам.
В распоряжение Колчака попала-таки часть золота Российской империи. Дело шло к развязке, и союзники подбивали верховного правителя передать золото под их контроль. Будучи непримиримым антикоммунистом, Верховный правитель Колчак, однако, заявил так: «Золото скорее оставлю большевикам, чем передам союзникам». Пример, к слову, поучительный для нынешних «патриотов». Последние дни жизни перед неминуемой казнью Колчак использовал для того, чтобы детально описать весьма ценные для России результаты его исследований в Арктике…
Оценивать книгу, выпущенную Веллером и Буровским, в целом — дело явно неблагодарное. Тем более что на с. 82 можно прочесть:
«Эта книга имеет много недостатков. Она написана по одной-единственной причине. Очень хотелось такую книгу прочитать. Но ее не существовало. Объемной объективной литературы о Великой Гражданской войне у нас не было».
В этой «самокритике» явно сквозит некое кокетство. Согласиться с авторами можно лишь частично.
Книга получилась-таки объемной, а вот насчет ее объективности — большой вопрос. Если она им самим понравилась — их дело. Не сомневаюсь, что в восторге от нее и те «чайники», на которых она явно рассчитана. Но вот мнение о ней профессионального историка доктора исторических наук В.П. Булдакова, который занимается близкими к книге вопросами и явно «в теме»:
«Михаил Веллер… совместно с редкостным фантазером Андреем Буровским сочинил нелепейшую книгу о Гражданской войне в России. Самое смешное, что она посвящена «разоблачению» коммунистических мифов, да и исторической науки в целом. «История — это свиток тайн, пересказанных глупцом по испорченному телефону» — этими словами начинается книга. Но вслед за тем, под покровом опровержения одного мифа, начинается возведение другого».
Оценка явно объективная, лучше не скажешь. Но возникает вопрос: а кто «гнал в шею» авторов, выпускающих книгу с печатью большой спешки и «многими недостатками»? Не сомневаюсь, что после надлежащего редактирования книга эта, по крайней мере, уменьшилась бы в объеме после устранения повторов и никому не нужных «жареных фактов». Самим авторам сделать это оказалось явно не под силу, да они наверняка и не стремились к этому.
Нужны ли патенты на афоризмы?
Когда читаешь гневные строки в упомянутой выше статье Веллера о том, как «редакторы душили, уничтожали, доводили до психушек и самоубийств», то вспоминаешь мнение критика времен Просвещения Сэмюэла Джонсона, который считал, что «от тлетворного влияния критиков не задохнулся еще ни один гений». Уместно вспомнить и строки из Джорджа Оруэла: «В девяти случаях из десяти, а то и чаще, единственно объективный и правдивый отзыв должен быть таким: «Эта книга никуда не годится»».
Михаил Веллер в конце своей статьи просит просветить его насчет того, как звучит упомянутая в моей статье «известная шутка», которую он переиначил в следующее утверждение: «Критика — это когда он, критик, учит его, писателя, как бы он, критик, написал то, что написал он, писатель, если бы он, критик, умел писать».
Шутку эту я слыхал не раз, причем ни в связи с Веллером, ни с литературой вообще. Звучит она так: «Критик — это тот, кто знает, как не надо что-то делать, но не умеет сделать так, как надо».
Однако сам Веллер, уверовав в оригинальность его афоризмов, сам забывает об их истоках. В его книге «Перпендикуляр» на с. 97 можно прочесть его же слова на эту тему: «…Уже позднее, переиначив сам одну шутку, вычитанную в журнале, составил я формулу, которая даже самому понравилась». Далее приводится упомянутый выше его афоризм о критике.
Можно, однако, привести на эту тему афоризмы авторов, писавших о критике еще до появления на свет Михаила Веллера. Смысл его и их высказываний практически одинаков. Вот лишь некоторые из них:
«Критиковать — это говорить, как бы сделал я сам, если бы умел» (Л.Толстой)
«Критиковать — значит доказывать автору, что он не сделал этого так, как сделал бы я, если б умел» (Карел Чапек);
«Критики — это люди, потерпевшие неудачу в литературе и искусстве» (Б. Дизраэли);
«Критиканы — обычно те люди, которые были бы поэтами, историками, биографами, если бы могли, но, испробовав свои таланты в этих или иных областях и потерпев неудачу, решили заняться критикой» (А.Чехов).
Так что, «запатентовать» свой афоризм тщеславному Михаилу Иосифовичу было бы крайне трудно из-за отсутствия существенных отличий от аналогов и прототипов.
Так следует ли редактировать Михаила Веллера?
Михаил Веллер, агрессивно противясь какому бы то ни было редактированию его текстов, создал своего рода прецедент, которого до него практически не было (напомню, что он на своих текстах ставит штамп «Редактированию не подлежит!»). Можно, конечно, все его «находки», включая ляпы, считать авторскими и сохранить их для потомков в первозданном виде, ничего не меняя в последующих изданиях. Не сомневаюсь, что некоторые произведения Михаила Веллера могли бы стать хрестоматийным примером того, как писать не следует, если не хочешь попасть в фальсификаторы истории.
Be First to Comment